Почему-то ему совершенно не понравилось, что Маша пытается вырваться. Логически он понимал, что она сейчас ненавидит его, из-за того, что произошло, но на эмоциональном уровне, его раздражал этот факт.
– Тебе нужно поесть, ты просто голодна.
– Мне нужно выпить обезболивающее, – Маша попыталась сесть, но Влад не позволил ей этот сделать, сел рядом и положил свою горячую ладонь ей на лоб, слегка надавив.
– Полежи, я сейчас вызову медсестру.
Маша сначала хотела убрать его ладонь, но почему-то головная боль стала притупляться, и она опустила свою руку, так и не донесенную до руки Влада, и закрыла глаза.
Влад набрал номер внутренней связи по дому и стал ждать, когда медсестра возьмет трубку, он точно знал, что она должна быть в комнате для персонала, так как сам разрешил ей отдохнуть, чтобы она не торчала в смежной комнате-гостиной, да и не вздумала подслушивать их разговор с Машей. Влад даже не обратил внимания, на то, что свою руку так и не убрал с Машиной головы, и более того, переместил ее выше, и начал осторожно массировать, желая уменьшить ее боль, как когда-то в детстве делал это для своей матери. Ее часто мучали мигрени, а отец не всегда находился рядом, из-за того, что много работал, и Влад научился делать небольшой массаж для своей матери. Но ведь это было так давно, что он и забыл, что еще способен на это.
Когда же он понял, что делает, то замер, и хотел уже убрать свою руку, но Маша тут же сморщилась, словно боль опять вернулась, и Влад продолжил делать ей массаж одной рукой, а второй держать телефон у уха.
Глава 5
– Что ж Эвелина Сергеевна, – раздался в комнате тихий, но c грубыми нотками голос начальника СБ – Германа Львовича, – а теперь показывайте, что вы прячете в своих карманах.
Она не успела,… бомба взорвалась…. У Лины мелко затряслись руки, она так и не решалась повернуться лицом к «Смерти», как за глаза называли все этого человека, у нее просто не хватало духу, посмотреть в его серые лишенные всяческих эмоций, глаза.
В комнате наступила тишина, Лина лишь слышала свое собственное дыхание и гулкие удары сердца. А затем шорох одежды, и шаги. Лина не выдержала и резко обернувшись, открыла глаза. Герман находился уже возле нее совсем близко, буквально в десяти сантиметрах. Лине пришлось поднять голову, чтобы смотреть в его лицо. Он положил одну руку на дверь, возле ее головы, и наклонился совсем близко к ее уху.
– Эвелина Сергеевна… – услышала она его вкрадчивый голос, и теплое дыхание, от которого по спине побежали мурашки, – что же вы так опрометчиво поступаете?
В тоне Германа послышались укоряющие нотки.
Лина резко вздохнула, и сразу же ощутила запах туалетной воды начальника СБ смешанный с сигаретным дымом.
«Наверное, именно так пахнут настоящие сильные мужчины», – почему-то взбрела ей в голову странная мысль, и когда до Лины дошло, о чем она думает, в тот момент, когда ей по идее нужно трястись не только за свое рабочее место, но и вполне возможно – за собственную жизнь, ее щеки опалило жаром. Ей стало безумно стыдно, и чтобы скрыть свою неловкость она тут же опустила голову, уставившись мужчине в грудь.
Герман заметил странное стеснение девушки, красные щечки, стыдливый взгляд. Его удивил, позабавил, но в тоже время и немного насторожил этот момент. Обычно на него не так реагируют, когда он подходит в плотную к людям. Первая ее реакция – страх, была верной, но сейчас, вместо того, чтобы продолжать бояться еще сильнее, она краснеет, как невинный цветочек. Хотя… сколько ей лет? Двадцать? Девятнадцать? Вполне возможно, что она мало общалась с противоположным полом. Хотя… и о чем он вообще думает? В ее годы, она уже должна была огонь, воды и медные трубы пройти, тем более работая медсестрой. Все же знают, что у медработников вообще нет по этому поводу никаких комплексов. Герман мысленно даже разозлился на себя: что еще за новости дня? Какого хрена? О чем он сейчас думает? А может она дурочка, или косит под нее? Вот только,… реакция ее тела… эти покраснения… такое, мягко говоря, очень сложно подделать.
– Эвелина Сергеевна, мы так и будем молчать? – резко рыкнул он на девушку, от чего та, даже подпрыгнула на месте.
– О ч-чем вы, – прошептала Лина, боясь выдать дрожь в голосе, – я вас не понимаю.
Герман громко вздохнул, а затем наклонился еще ближе к ней, что Лина непроизвольно попыталась дернуться и ударилась головой о дверь. На что Герман хмыкнул. А Лине опять стало почему-то стыдно и неловко.
«А по идее должно быть страшно», – подумали они одновременно.