Читаем Я никогда не обещала тебе сад из роз полностью

— Ну, она некоторое время наблюдалась амбулаторно, — произнесла сестра, старательно храня безучастность. — А теперь вернулась.

Карла сидела на своей кровати. При виде ее взгляд Деборы потеплел.

— Значит, вы, девушки, знакомы.

Сестра положила на кровать дополнительное одеяло и вышла.

— Привет, Деб.

Вроде бы Карла обрадовалась встрече, но явно была чем-то пристыжена и подавлена, и разум Деборы, потеплевший, как устремленный на Карлу взгляд, начал подсказывать: я твоя подруга, и нечего стыдиться. Она закрыла глаза, втискивая английские слова преданности в ирский язык.

— Может, я эгоистка — ну и пусть. Хорошо, что ты здесь… то есть там, где я.

Пока ее подруга застилала постель и раскладывала по местам вещи, девушки посплетничали: насчет мисс Корал и Элен, насчет последней выходки Мэри и сравнительных качеств медсестер «двойки» (кто из них прибежит, если начнется буча, а кто отсидится).

Затем Дебора проговорила:

— Никто и словом не обмолвился, что ты вернулась. — Она смотрела на Карлу в упор, и в этом взгляде сквозили все вопросы, которые, будучи высказаны вслух, нарушили бы границы дозволенного.

— Там бывает до жути одиноко, вот и все, — ответила Карла.

В знак особого расположения она предоставила Деборе право на один вопрос; Дебора выбрала самый простой.

— Тяжело было возвращаться?

— Ну… это равносильно поражению, — отвечала Карла, кивнув и мягко уйдя от прямого ответа. — На работе я была в изоляции… добираться долго, с самого утра ты как под гипнозом, кругом никого, кроме работниц: здрасте — до свидания. По вечерам ходила в кино или оставалась в комнате и штудировала учебные пособия, чтоб наверстать упущенное. Вскоре улицы стали напоминать мне улицы Сент-Луиса, дни были похожи один на другой, как там, и ощущения те же…

Ее лицо исказили следы знакомых мук. Запнувшись на полуслове, она сменила тему.

— Я не говорю, что это никому не удается, — зачастила она, — или что у меня самой в следующий раз ничего не получится… я вышла назло и не была готова… — Ее прервал звонок. — Мастерская трудотерапии, — объяснила она. — Идем, покажу.

Уличный воздух был пронизан колким зимним холодом. Мир показался Деборе несравненно прекрасным. Где-то за оградой Заповедника поднимался дым, и время от времени она улавливала его запах. Рядом с ней стояла подруга, а в мастерской ожидал альбом для ее новых рисунков. Она попыталась подавить чувство благодарности и растущее нетерпение, но глаза были наполнены едиными для всего рода человеческого красками, гранями и земными законами: движения и притяжения, причины и следствия, дружбы и принадлежности к миру. Откуда-то сверху до нее долетел крик; обернувшись, Дебора увидела мисс Корал, которая махала ей из окна «четверки».

— Похоже, снова в изолятор угодила, — заключила Карла, отсчитывая окна.

Они помахали в ответ и некоторое время объяснялись друг с другом жестами.

(Я ввязалась в драку) объяснила мисс Корал, жестикулируя в зарешеченном оконном проеме.

(Меня выпускают одну!) сообщила Дебора, как бы разрывая цепи и пританцовывая.

(Далеко?) спросила мисс Корал, делая вид, что смотрит в морской бинокль.

Дебора изобразила руками стену и, коснувшись ее ладонью, остановилась прямо перед ней.

(Атас!) предупредила мисс Корал, подняв руки к голове, изображая белые крылья велона, и тут раздался щелчок открывающегося замка.

(Счастливо!) помахав на прощание, мисс Корал исчезла.

Из служебной двери появилась санитарка, на ходу следя за их движениями.

— Девушки, что это вы делаете? — спросила она.

— Зарядку, — ответила Карла, — просто зарядку делаем.

Они продолжили путь в мастерскую, расположенную в одном из административных корпусов.

Если не присматриваться, там возникало ощущение уюта, но вскоре становилось ясно, что это одна лишь видимость. Пациенты занимались шитьем и лепкой, делали аппликации из кусочков ткани, а то и просто читали. Занятия по большей части были вполне обыденными, и Дебора тихо недоумевала. Казалось, изгои мироздания согревают руки у иллюзорного очага созидательного труда. Тщетно разыскивали они его нити, клочки, образцы, распуская старые шарфы и вывязывая из них новую реальность. Там, где полезность превозносилась до небес, «терапевтический» труд казался Деборе невольным ударом по самолюбию больных, которое, как предполагалось, должно было только крепнуть. Подруг встретила одетая в сине-белую полосатую форму инструктор по трудовой терапии.

— Ну, здравствуй, Карла, — произнесла она с преувеличенной радостью, а затем, переводя взгляд на Дебору: — Ты к нам гостью привела?

— Да, — ответила Карла, — мы только одним глазком взглянуть. Это Дебора.

— Ну конечно же! — с энтузиазмом подхватила наставница. — Мы ведь пересекались наверху, на «четверке»!

Работающие подняли головы. В мыслях Деборы возник образ инструктора в костюме охотника, который выстрелил посреди волнующегося на ветру пшеничного поля, вспугнув стаю встревоженных птиц. Карла поняла, что происходит, и на минуту отвернулась. Затем она объяснила:

— Сейчас Дебора на «двойке», мы соседки по отделению.

Лица расслабились, а руки снова принялись за работу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-бестселлер

Нежность волков
Нежность волков

Впервые на русском — дебютный роман, ставший лауреатом нескольких престижных наград (в том числе премии Costa — бывшей Уитбредовской). Роман, поразивший читателей по обе стороны Атлантики достоверностью и глубиной описаний канадской природы и ушедшего быта, притом что автор, английская сценаристка, никогда не покидала пределов Британии, страдая агорафобией. Роман, переведенный на 23 языка и ставший бестселлером во многих странах мира.Крохотный городок Дав-Ривер, стоящий на одноименной («Голубиной») реке, потрясен убийством француза-охотника Лорана Жаме; в то же время пропадает один из его немногих друзей, семнадцатилетний Фрэнсис. По следам Фрэнсиса отправляется группа дознавателей из ближайшей фактории пушной Компании Гудзонова залива, а затем и его мать. Любовь ее окажется сильней и крепчающих морозов, и людской жестокости, и страха перед неведомым.

Стеф Пенни

Современная русская и зарубежная проза
Никто не выживет в одиночку
Никто не выживет в одиночку

Летний римский вечер. На террасе ресторана мужчина и женщина. Их связывает многое: любовь, всепоглощающее ощущение счастья, дом, маленькие сыновья, которым нужны они оба. Их многое разделяет: раздражение, длинный список взаимных упреков, глухая ненависть. Они развелись несколько недель назад. Угли семейного костра еще дымятся.Маргарет Мадзантини в своей новой книге «Никто не выживет в одиночку», мгновенно ставшей бестселлером, блестяще воссоздает сценарий извечной трагедии любви и нелюбви. Перед нами обычная история обычных мужчины и женщины. Но в чем они ошиблись? В чем причина болезни? И возможно ли возрождение?..«И опять все сначала. Именно так складываются отношения в семье, говорит Маргарет Мадзантини о своем следующем романе, где все неподдельно: откровенность, желчь, грубость. Потому что ей хотелось бы задеть читателей за живое».GraziaСемейный кризис, описанный с фотографической точностью.La Stampa«Точный, гиперреалистический портрет семейной пары».Il Messaggero

Маргарет Мадзантини

Современные любовные романы / Романы
Когда бог был кроликом
Когда бог был кроликом

Впервые на русском — самый трогательный литературный дебют последних лет, завораживающая, полная хрупкой красоты история о детстве и взрослении, о любви и дружбе во всех мыслимых формах, о тихом героизме перед лицом трагедии. Не зря Сару Уинман уже прозвали «английским Джоном Ирвингом», а этот ее роман сравнивали с «Отелем Нью-Гэмпшир». Роман о девочке Элли и ее брате Джо, об их родителях и ее подруге Дженни Пенни, о постояльцах, приезжающих в отель, затерянный в живописной глуши Уэльса, и становящихся членами семьи, о пределах необходимой самообороны и о кролике по кличке бог. Действие этой уникальной семейной хроники охватывает несколько десятилетий, и под занавес Элли вспоминает о том, что ушло: «О свидетеле моей души, о своей детской тени, о тех временах, когда мечты были маленькими и исполнимыми. Когда конфеты стоили пенни, а бог был кроликом».

Сара Уинман

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Самая прекрасная земля на свете
Самая прекрасная земля на свете

Впервые на русском — самый ошеломляющий дебют в современной британской литературе, самая трогательная и бескомпромиссно оригинальная книга нового века. В этом романе находят отзвуки и недавнего бестселлера Эммы Донохью «Комната» из «букеровского» шорт-листа, и такой нестареющей классики, как «Убить пересмешника» Харпер Ли, и даже «Осиной Фабрики» Иэна Бэнкса. Но с кем бы Грейс Макклин ни сравнивали, ее ни с кем не спутаешь.Итак, познакомьтесь с Джудит Макферсон. Ей десять лет. Она живет с отцом. Отец работает на заводе, а в свободное от работы время проповедует, с помощью Джудит, истинную веру: настали Последние Дни, скоро Армагеддон, и спасутся не все. В комнате у Джудит есть другой мир, сделанный из вещей, которые больше никому не нужны; с потолка на коротких веревочках свисают планеты и звезды, на веревочках подлиннее — Солнце и Луна, на самых длинных — облака и самолеты. Это самая прекрасная земля на свете, текущая молоком и медом, краса всех земель. Но в школе над Джудит издеваются, и однажды она устраивает в своей Красе Земель снегопад; а проснувшись утром, видит, что все вокруг и вправду замело и школа закрыта. Постепенно Джудит уверяется, что может творить чудеса; это подтверждает и звучащий в Красе Земель голос. Но каждое новое чудо не решает проблемы, а порождает новые…

Грейс Макклин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза / Детективы
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза