Я никогда не обещала тебе сад из роз

Три бриллианта чистой воды, играющие на свету, лежали на доброй ладони. Глубокий голос позвал: «Дебора!», а потом еще раз, нежно: «Дебора, это, наверное, ты».

Глава двадцать пятая

Первого января, движимая страстным желанием, перевесившим страх, Дебора на пять дней уехала домой. Она понимала, что выглядит странно — помимо шрамов и ожогов, ее отличала печать изоляции и одиночества, но жажда перемен вытесняла эти ощущения.

Близкие встретили ее, как покорительницу Вселенной. Была предупреждена Сьюзи, был предупрежден Джейкоб. Были предупреждены бабушки и дедушки и все тети и дяди; трепеща от опасения и жалости, они всячески проявляли свою любовь, стараясь показать, что по-прежнему остаются одной семьей. Были приготовлены ее любимые блюда, пришли все ее любимые родственники, дабы засвидетельствовать, что «при всем том» и «наперекор всему»…

Дебора пыталась есть эти праздничные угощения и беседовать с гостями, но быстро утомлялась. В клинике союзы возникали стремительно и ненадолго, причем, как правило, не более чем с двумя-тремя больными одновременно, и столь же внезапно распадались, если на кого-то из больных вновь находило помрачение. Теперь же нити разговора сплетались в замысловатый узор. И Дебора не смогла бы никому объяснить, насколько гигантской казалась ей бездна между нею и остальным человечеством, хотя она тоже оставалась человеком.

Когда она подсела к Джейкобу, тот заговорил с теплотой и гордостью, патетически и в то же время трогательно:

— Готов поспорить, ТАМ такого мяса не подают.

Дебора хотела было ответить, что есть непреодолимое препятствие — ножи и вилки, но вовремя себя остановила.

— Скоро ты вернешься домой насовсем, — сказал ей отец.

Дебора так побледнела, что Эстер бросилась между ними, как самоубийца с небоскреба.

— Так-так, что тут у нас… Грибы — просто объеденье. Видишь, Дебора, на столе — все твои любимые кушанья!

Сьюзи сидела напротив, переводя взгляд с родителей на смущенную, измочаленную старшую (хотя на самом деле младше ее самой) сестру, которую встретили с помпой и обхаживали так, словно ее приезд домой был едва ли не чудом. Эту нынешнюю Дебору полагалось оберегать. Она ничем не напоминала ту сестру, какую хотела видеть рядом с собой Сьюзи, — не пропускающую танцевальных вечеров, окруженную мальчиками, шикарную; но почему-то именно с ней связывалось теперь, будто в силу каких-то ошибочных чар, счастье и спокойствие всей родни.

— Послушай, Дебби, — сказала она, — мама с папой мне уже рассказали, что никакая это не школа. Всем было бы проще не прикидываться хранителями великой тайны.

А сама подумала: во всяком случае, было бы проще объяснить по телефону подругам, что давно запланированный пикник пройдет без меня, поскольку я нужна маме с папой, да и Дебби я тоже нужна, причем до ужаса. Вот досада…

У нее увлажнились глаза: она так давно ждала этой вылазки на природу. Смахнуть слезы Сьюзи не решилась, чтобы не привлекать внимания.

Она встала, понимая, что родным желательно поговорить без нее.

— Извините, мне нужно позвонить Аннетт.

— Ты едешь с ребятами на пикник? — уточнила Эстер, памятуя, как Сьюзи взахлеб рассказывала о планах на эти выходные.

— Нет… как-нибудь в другой раз.

— Из-за меня? — спросила Дебора.

— Нет, просто неохота.

Неумелая ложь. Дебора, чей разум был изможден и затуманен очередным днем внешнего мира, вдруг остро ощутила чувства сестры.

— Вы договаривались сначала здесь собраться или как? — спросила она.

Сьюзи обернулась и чуть не произнесла то, что вертелось на языке, но осеклась и ответила:

— Ты приехала совсем ненадолго. На этой неделе я хочу побыть с тобой.

— Хватит со мной нянчиться, говори как есть! — воскликнула Дебора, утопая в этом мире.

— Нет! — выкрикнула Сьюзи, отвернулась и побежала звонить по телефону.

— Она тебя очень любит, — произнесла Эстер. — Наши так стараются… все острые выступы сгладили.

Дебора слышала только свое затрудненное дыхание: она взбиралась по острым выступам на Эверест, в то время как остальные прогуливались по ровной тропинке. Оступаясь и подтягиваясь на бесконечной отвесной скале, она чувствовала, что каждое проявление заботы и предупредительности любящих мучителей оборачивается неоплаченным долгом, давящим на нее, как свинцовая глыба. Среди равных благодарность взаимна, но от благодарности перед этими титанами, которые считали себя обычными людьми и не подозревали у себя невероятной жизнестойкости, Дебора чувствовала себя еще более никчемной, потерянной и одинокой.

Когда Дебора отправилась спать, Эстер и Джейкоб смущенно вошли к ней в комнату с целым арсеналом успокоительных, прописанных ей в клинике. Пока Дебора глотала таблетки, Джейкоб отворачивался, но потом, поцеловав ее на ночь, проникновенно объявил:

— Уютно здесь, правда? Это твой уголок. — У нее внутри зашевелилась опухоль, а отец продолжал: — Дебби, тебе вовсе не обязательно оставаться с теми… крикуньями.

— С какими крикуньями? — переспросила Дебора, не зная, слышал ли он от нее хоть что-нибудь громче шепота, и всей душой надеясь, что нет.

— Ну, когда мы к тебе приезжали… мы слышали…