Я потратил не менее получаса, чтобы отыскать необходимую трещину в каменном изломе, куда смог спрятать дипломат. Потом — ещё столько же времени, чтобы надёжно заложить его булыжниками. Мои руки закоченели, но зато я был полностью удовлетворён результатом проделанной работы. Теперь и через десять, и через двадцать лет я мог прийти к этому месту и в одно мгновение стать одним из богатейших людей Кольского полуострова.
Облегчённо вздохнув, я взял контейнер с замёрзшим котом и решительно направился к Ниночке. Уже подходя к её дому, я снял с запястья часы, бросил их на обледенелый асфальт и раздавил каблуком ботинка.
— Никаких улик! — цинично произнёс я. — Начинаю жизнь с чистого листа…
Ниночка была дома и уже примеряла новые гардины. Увидев меня, она облегчённо вздохнула и тихо произнесла:
— А я грешным делом подумала, что ты ушёл навсегда!
Переведя взгляд на корзину в моей руке, она заинтересованно заглянула внутрь и радостно воскликнула:
— Боже! Какая прелесть!
— Это моё единственное богатство! — сказал я. — Можно, он поживёт здесь вместе со мной? Ведь я не могу выбросить его на улицу…
— Что за вопрос, конечно, можно! — твёрдо заверила Ниночка.
Отлично понимая, что она не может не обратить внимания на мою новую одежду, я предусмотрительно пояснил:
— Зашёл домой за этой мурлыкающей бестией и заодно переоделся. Хотел произвести на тебя впечатление.
— Ты его произвёл ещё вчера, когда я впервые увидела тебя в ресторане.
Она взяла меня под руку и нежно поцеловала.
— Я тоже молодец! — кокетливо улыбнувшись, заявила Ниночка. — Выбрала готовые гардины…
Она подозрительно посмотрела на меня широко открытыми глазами, не вполне уверенная, что мне понравилось всё то, что она успела сделать. Заметив на моём лице явные признаки восхищения, которые мне удалось изобразить с неимоверным трудом, Ниночка воодушевлённо произнесла:
— Пока ты ходил к себе домой, я тут немного прикинула и решила сделать в квартире кое-какую перестановку. Придётся произвести незначительный ремонт. Не сомневаюсь, ты наверняка имеешь понятие о гипсокартоне, отлично разбираешься в сухой шпаклёвке, и умеешь пользоваться слесарным инструментом…
Ещё в полдень я послал бы её ко всем чертям, но в данный период времени мне необходимо где-то отсидеться.
— Умница! Ты не представляешь, как давно я мечтал отбросить в сторону все бумажные дела и заняться тяжёлым физическим трудом… — ответил я, крепко обняв её за талию и нежно поцеловав в губы.
На протяжении последующих трёх суток я был примерным семьянином и занимался сугубо домашними делами. Отремонтировал все вентили, которые протекали и требовали замены прокладок, наточил кухонные ножи, да ещё многое другое, что должен делать по хозяйству любой мало-мальски нормальный мужчина, проживающий в квартире одинокой женщины.
Я специально не выходил на улицу, а по телевизору не было никаких сообщений о совершённом мною преступлении. Иногда я начинал думать, что дочь Татьяны Лихачёвой, вернувшись из университета, обнаружила кровавое побоище, не выдержала ужасного зрелища и умерла от внезапного инфаркта. Хотя отлично понимал, что подобный вариант неприемлем. Молодая девушка, без побочных признаков болезни, вряд ли бы смогла испугаться до такой степени, чтобы её сердце мгновенно остановилось. Тем более, обнаружив погибшую мать и мёртвых соседок, она ни в коем случае не решилась бы покончить свою жизнь самоубийством. Мне ничего не оставалось, как ждать и быть готовым к любым вопросам следователя.
На всякий случай я внимательно просмотрел входящие звонки, набрав телефонный номер Татьяны Лихачёвой, решительно нажал кнопку вызова. По вполне понятной причине не получив ответ, я облегчённо вздохнул. Я был уверен, что этот звонок не сможет не попасть в поле зрения правоохранительных органов. Это было моим алиби. Если бы я совершил убийство, то ни за что не стал бы возобновлять со своей жертвой телефонный контакт. Железная логика, против которой не сможет устоять ни один довод самого дотошного Пинкертона. Ещё я мысленно похвалил себя за то, что перед уходом из квартиры Лихачёвой у меня хватило ума заглянуть в комнату Инны Алексеевны Безымянной, и случайно обнаружить на прикроватной тумбочке её ежедневник, где эта маразматичка, повёрнутая на детективных романах, сделала очередные заметки о моём посещении их коммунальной квартиры. Она не только досконально описала мою внешность, но и с точностью указала все мои данные, допустив всего одну существенную ошибку. Она представила меня в роли оперуполномоченного, а не смазливого альфонса, которым я был на самом деле. Видно, мною руководило само провидение, или меня добросовестно охранял от неприятностей мой Ангел-Хранитель, иначе эти записи могли не только стоить мне долгих лет тюремного заключения, но и в корне повлиять на всю мою оставшуюся жизнь. В принципе, я не удивился, когда на четвёртые сутки, после продолжительного назойливого звонка в дверь, Ниночка вошла в гостиную комнату и растерянно произнесла:
— Пашенька, к тебе следователь…