Я никого не хотел убивать

Юрий Александрович пожал плечами:

— У погибшего мужчины сложное, редкое отчество… — задумчиво произнёс он и вопросительно посмотрел на меня.

— Мефодиевич? — предположил я, с трудом сдерживая язвительную ухмылку.

Кабанов напрасно надеялся, что я опрометчиво назову ему настоящее имя и отчество погибшего соседа Татьяны Лихачёвой.

— Если ты утверждаешь, что не причастен к убийству, то, может, проедем со мной на опознание?

— С превеликим удовольствием, — возбуждённо ответил я. — Готов поехать прямо сейчас…

— Сейчас и поедем, — жёстко произнёс Юрий Александрович.

В этот момент в дверь его кабинета постучали. Дождавшись разрешения, вошёл сотрудник уголовного розыска с погонами старшего лейтенанта. В правой руке он держал мой контейнер для переноса животных.

— Вот, товарищ подполковник, вы приказали в срочном порядке доставить этого кота в следственный отдел…

— Мурзик, тебя-то за что повязали? — съехидничал я.

— Ты знаешь этого кота? — строго спросил Кабанов.

— Разумеется, знаю! — добродушно ответил я. — Он живёт со мной уже не один год. Я как-то возвращался домой. Была отвратительная дождливая погода. Он сидел под деревом и жалобно мяукал.

— Где ты его подобрал?

— На Больничном городке, возле двухэтажки. Почти у своего подъезда…

— Давно?

— Я же говорю, он у меня не один год. Тогда ещё моя бабка была жива. Она постоянно поила его молоком. А когда умерла, мы с ним остались одни. Можно считать, что он мой самый верный и надёжный друг…

— Нина Степановна Прудникова, у которой ты жил последнее время, утверждает, что этот кот появился у тебя четверо суток назад.

— А она случайно не сказала, что мы с ней знакомы не более пяти дней? — рассудительно изрёк я. — Решил у неё остаться навсегда, поэтому перенёс в её квартиру своего любимого питомца. Не вижу в этом ничего противоестественного…

— У покойного, по словам дочери Татьяны Зиновьевны Лихачёвой, пропал точно такой же кот, — угрюмо произнёс Юрий Александрович.

— Это весьма распространённая порода, — не моргнув глазом, выдал я. — Все коты на одну морду! Глупые безмозглые твари! Кто бы ни позвал, подойдёт и начнёт приветливо мурлыкать…

— Не стану спорить, возможно, ты прав. Даже, скорее всего… — согласился Кабанов. — Надеюсь, очень скоро всё выяснится…

— Я сомневаюсь, что этот глупый кот может быть хоть чем-то полезен! Но если у тебя нет других свидетелей, то, как говорится: на безрыбье и рак рыба… — съехидничал я.

— Напрасно иронизируешь, — сказал Юрий Александрович. — Я ведь предупреждал, что мне достаточно уцепиться за тонкую ниточку, и тогда можно будет распутать весь клубок…

Он посмотрел на меня с откровенным сожалением. Мне показалось, что, изобличив во мне опасного преступника Юрий Александрович не только не почувствует удовлетворение от проделанной работы, а наоборот, будет вынужден испытать боль и горечь душевного разочарования. По крайней мере, высокая должность, которая препятствует лирическим отступлениям и призывает к постоянной жёсткости характера, не сделала его чёрствым и бездушным человеком.

— Сейчас придёт дежурный офицер вместе с охранниками, которые станут тебя сопровождать, — задумчиво произнёс он. — Я тоже буду присутствовать на следственном эксперименте. Надеюсь на твоё благоразумие. Не хочу, чтобы преждевременно, пока официально не доказана твоя причастность к этому преступлению, на твои запястья были надеты наручники.

В этот момент он выглядел чересчур серьёзным, как мне показалось, даже немного суровым.

— Дай-то Бог, чтобы я ошибся! — сказал Юрий Александрович.

Он вновь посмотрел на меня с чувством сожаления, тяжело вздохнул и строго предупредил:

— Если мои подозрения на твой счёт оправдаются, пеняй на себя!

— Уже устал повторять: на мой счёт ты явно заблуждаешься, — отмахнулся я.

Услышав приближающиеся шаги в коридоре, я заранее поднялся со стула, и прежде чем в кабинет вошёл дежурный офицер, ещё раз посмотрел на Кабанова и, не повышая голоса, без злости и выражения каких-то негативных эмоций, совершенно спокойно произнёс:

— Можешь не сомневаться: по окончанию этого эксперимента тебе придётся меня освободить…

На улице шёл мягкий пушистый снег. Он старательно укрывал деревья, оберегая их от будущих морозов, и нежно касался моего лица, словно предчувствуя, что в следующий раз я смогу любоваться его хрупкими снежинками только сквозь решётку тюремной камеры.

Убедившись, что мы едем не в сторону городской или областной больницы, а непосредственно направляемся в район Семёновского озера, где расположен жилой дом Татьяны Лихачёвой, я окончательно перестал нервничать. Если бы кому-то из трёх женщин действительно удалось выжить, то после тяжёлого стресса её держали бы не в собственной комнате, а под наблюдением опытного врача и в обязательном порядке под охраной здоровенных омоновцев.