Читаем Я обязательно спасу Тот (СИ) полностью

- Приму это за проявление заботы. - я отставляю чашку в сторону, прямо на пол, и прижимаю колени к своей груди. - Да ладно, я не подсяду. Разве что на какие-нибудь антидепрессанты, но пока справляюсь своими силами.

Я поднимаюсь с куртки, подхватываю её на руки, встряхиваю и натягиваю на себя.

- Почему ты завязал?

- Не знаю каким образом, но у меня появился мозг. Понял в один прекрасный момент, что хватит с меня этого дерьма. Да и поездка в Японию поспособствовала. Смена обстановки, отсутствие уебищных людей вокруг. Как-то так получилось. - Эван неопределенно поводит плечами. - Было тяжело.

Я прячу чашку в рюкзак и застегиваю молнию.

- Конечно тяжело. Даже представить страшно, каково это. Зато сейчас всё изменилось. Ладно-ладно, лучше расскажи мне про Японию. Ни разу там не была.

Я поправляю воротник куртки и закрываюсь шарфом до самого подбородка. Затем, коротко глянув на Эвана, не сдерживаюсь и одергиваю его шапку, чтобы она сидела получше.

- Эй, я на стиле вообще-то. - добродушно хохочет наемник. - Хорошо в Японии. И всё совсем по-другому. У них не такие отношения между людьми, как у нас. Никто никого не осуждает, можешь делать все, что хочешь, если это касается только тебя. Мне там понравилось. У них своя, особая философия.

Мы разговариваем о разных странах, архитектуре и всяком таком, пока я не задаю ход новой, довольно откровенной теме.

- От тебя текут наши бабы, ты в курсе? - я встаю рядом с Эваном, упираясь поясницей в край стола.

- Да пусть текут. - безразлично отзывается он. - Меня такие уже заебали, ты же знаешь. Не годятся для чего-то, кроме простой ебли.

Мы с Эваном смеемся, хотя я не совсем осознаю, почему.

- Они сами этого не понимают, знаешь ли. Вообще о таком говорить некрасиво, но... моя девушка призналась мне в любви, а я такая "да-да, очень круто, спасибо". Сложно признаться, что на самом деле не о какой любви и речи не идет. Ну не могу я полюбить человека, который зарабатывает на жизнь пиздой.

- Бьянка что ли? Та она каждого второго любит, забей на это. Поебались и поржали вместе - уже любовь. - мужчина преспокойно отмахивается рукой. - Ты и не должна любить первую бабу, которая тебя выебала. И вообще любить никого не должна. Это слишком сложное чувство, чтобы так разбрасываться словами.

- Что ты, что ты, у нас чистые и невинные чувства! - я театрально изображаю возмущение, но в конце концов фыркаю. - А вот здесь я тебя абсолютно поддерживаю. Вообще за всю жизнь я полюбила всего одного человека. И приняла это спустя семь лет. Это вообще пиздец. Ну а родители - то такое. Я должна их любить. - я пожимаю плечами. - Ненавижу чувства и всё такое дерьмо.

- Платоническая и возвышенная любовь со шлюхой! Боже, просто сценарий какой-то. - наемник закатывает глаза. - Тебе же всего семнадцать. В десять лет полюбила что ли? Ты не обязана любить кого-то. Если человек отвратителен, то похуй, в насколько близком родстве вы состоите.

- Нет определенного момента, когда я начала любить. Всё происходило медленно и как-то само по себе. Это как брата любить. - я пожимаю плечами. - У меня родители тоже двинутые, только немного в другой степени. Мы могли бросаться друг в друга ножами, а этим же вечером сидеть и смотреть какую-нибудь глупую комедию и есть пиццу. Итальянская семейка.

- Боже, какая прелесть. У вас была почти идиллия. Так ты действительно в десять лет влюбилась? В кого хоть? Просто интересно послушать еще и про нормальное детство. - киллер с неподдельным интересом подается вперед.

- Не влюбилась, а полюбила. И не совсем в десять. Я же говорю, всё происходило поэтапно. Там всё очень сложно. - я закатываю глаза. - Не та эта любовь, когда хочется тискаться и всё такое. Это какая-то мутированная привязанность. Хочется взять этого человека и порвать на куски, или вломить стулом, потому что он - тварь, а потом понимаешь, что нахер всё это и легче просто вдвоем набухаться и поговорить. В десять он мне просто нравился, но уже тогда я поняла, что мы вроде как... Связаны, не связаны - хер поймешь. Как там говорят? Красная нить, вся хуйня. Выросли вместе, пару раз чуть не поубивали друг друга, однако вот, приехали. Наивно звучит, но на деле всё еще паршивей.

- Это даже мило. И чертовски сложно. Я вот даже могу сказать, что в какой-то степени опасаюсь таких привязанностей. Ты перестаешь полностью контролировать себя, свои эмоции. А это недопустимо, если ведешь такой образ жизни, как я. Думаю, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. - на губах блондина играет невеселая улыбка. Я киваю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Теория праздного класса
Теория праздного класса

Автор — крупный американский экономист и социолог является представителем критического, буржуазно-реформистского направления в американской политической экономии. Взгляды Веблена противоречивы и сочетают критику многих сторон капиталистического способа производства с мелкобуржуазным прожектерством и утопизмом. В рамках капитализма Веблен противопоставлял две группы: бизнесменов, занятых в основном спекулятивными операциями, и технических специалистов, без которых невозможно функционирование «индустриальной системы». Первую группу Веблен рассматривал как реакционную и вредную для общества и считал необходимым отстранить ее от материального производства. Веблен предлагал передать руководство хозяйством и всем обществом производственно-технической интеллигенции. Автор выступал с резкой критикой капитализма, финансовой олигархии, праздного класса. В русском переводе публикуется впервые.Рассчитана на научных работников, преподавателей общественных наук, специалистов в области буржуазных экономических теорий.

Торстейн Веблен

История / Прочая старинная литература / Финансы и бизнес / Древние книги / Экономика
Изба и хоромы
Изба и хоромы

Книга доктора исторических наук, профессора Л.В.Беловинского «Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы» охватывает практически все стороны повседневной жизни людей дореволюционной России: социальное и материальное положение, род занятий и развлечения, жилище, орудия труда и пищу, внешний облик и формы обращения, образование и систему наказаний, психологию, нравы, нормы поведения и т. д. Хронологически книга охватывает конец XVIII – начало XX в. На основе большого числа документов, преимущественно мемуарной литературы, описывается жизнь русской деревни – и не только крестьянства, но и других постоянных и временных обитателей: помещиков, включая мелкопоместных, сельского духовенства, полиции, немногочисленной интеллигенции. Задача автора – развенчать стереотипы о прошлом, «нас возвышающий обман».Книга адресована специалистам, занимающимся историей культуры и повседневности, кино– и театральным и художникам, студентам-культурологам, а также будет интересна широкому кругу читателей.

Л.В. Беловинский , Леонид Васильевич Беловинский

Культурология / Прочая старинная литература / Древние книги