Я, они и тьма

Сав притушил похотливые огоньки в глазах и отвернулся.

– Будь осторожнее в словах, – уже спокойно сказал он, – нам надо поспать. Тут три смежные комнаты – две спальни и еще небольшой будуар.

Я неловко кивнула и пробормотала что-то намеренно неразборчивое. Мало ли, пожелаю спокойной ночи, а у них это расценивается как пожелание помереть в муках… Жуть!

Сав, махнув мне рукой и кривовато улыбнувшись, быстро занял одну из комнат и закрыл за собой дверь. А я, немного постояв в раздумье, уселась за стол, разложила перед собой исписанные русскими словами листы и открыла какую-то книгу на середине. Мне предстояло вкалывать целую ночь. О сне речи и ее шло.

Поначалу дело шло туго, но я за свою жизнь выучила два языка до приемлемого уровня: английский и испанский. Поэтому сейчас я знала, что делать. Правда, у меня не было учебников, но была идеальная речь, крошечные остатки чужой памяти где-то в подсознании и парочка книг. Дело пошло неожиданно бодро.

Я перевела и записала уже почти все и теперь бегло на русском записывала несколько правил и малопонятных слов – так было проще, я так привыкла учить другие языки. И именно этот момент Дерек Ват Йет выбрал, чтобы зайти. Я от испуга и неожиданности прикрыла свои записи рукой и сразу же про себя выругалась, отдергивая пальцы. Спросила про Малека, завязывая разговор и отвлекая Дерека, но…

– Что это? – спросил он, бесцеремонно подхватывая со стола мои записи и недоуменно в них вчитываясь.

***

Ответ пришел как-то случайно, сам собой.

– Шифр, – ляпнула я, – сама придумала.

Дерек Ват Йет еще внимательнее начал вчитываться в написанное мной, и хмурился он все сильнее.

– Покажи расшифровку.

Да легко. Я как раз этим и занималась последний час.

Протянув ему переведенные листы, я замерла в ожидании. Поверит? Не поверит? Наконец Дерек Ват Йет поднял на меня взгляд, и где-то в глубине его глаз я заметила удивление и, кажется, интерес. Хотя с ним наверняка не угадаешь, но зеленые, как стекляшки разбитой бутылки, глаза будто ожили. В них появилось чувство.

– Сама придумала? Это почти полноценный язык.

Я уверенно кивнула, мысленно прося прощения у Кирилла и Мефодия и немного обижаясь на Дерековское «почти».

– Покажи, – почти попросил Дерек Ват Йет, взял стул и сел рядом со мной.

Я взяла в руку карандаш, коснулась им бумаги, написала прописью пару слов на местных символах – медленно, очень осторожно. И сразу же – перевод своей привычной скорописью.

– Отменно, – удивленно протянул Дерек Ват Йет. – Кто знает о шифре?

– Никто.

– А твой бывший хозяин?

– Никто, – повторила я, нервно выписывая кружочки на листе бумаги.

– Я попрошу завтра Сава не трогать тебя с поручениями. Распиши весь шифр для меня. Сделаешь?

Я кивнула и, не сдержавшись, зевнула, прикрыв рот ладошкой. День был богат на нервотрепку, и мне уже давно требовался отдых.

– Иди спать. Хватит с тебя на сегодня, – сказал Дерек. – И если тебе что-нибудь нужно, говори мне. Я сделаю.

Я кивнула, выбираясь из-за стола и направляясь к смежной двери спальни.

С меня действительно на сегодня хватит.

***

Темная ушла спать, прикрыв за собой дверь. Дерек встряхнул листы, покрытые красивым, но непривычным почерком с непонятными символами. Многие похожи друг на друга, другие круглые, третьи с черточками, перекладинками… Нет, это сколько же труда! Придумать шифр всегда было непросто, а здесь не просто шифр. О нет. Это действительно язык. Йола что, гений? Нет, он знал, конечно, что рабыней она была очень способной – золотые цепочки рабам просто так не надевают. Но не настолько же…

И этот ее испуг, и некоторые странности в поведении, и совсем не рабские замашки – все это интриговало, будило интерес. И Дерек впервые за много лет позволил себе немного увлечься. Чуть-чуть, самую малость. К тому же Йола была девушкой миленькой, да еще и эта ее внешняя хрупкость и внутренняя разрушительная сила тьмы… Очень уж крепкий получался коктейль.

Но хватит о ней. Дерек привычным усилием воли отогнал образ девчонки и зашел в спальню к Саву. У него к безопаснику был очень важный разговор.

***

Что чувствуют люди, засыпая в мире и покое, а просыпаясь в ужасе войны? Часть – обычно это молодые и горячие – ринется в бой. Часть унесет ноги в другую страну, спешно распихивая по карманам нажитое за долгие годы. Кто-то будет выжидать, думая, что их-то война не коснется. Кто-то, наоборот, будет рваться в войну со всей страстью, чтобы защитить родной край. Другие же, обычно очень богатые и властные, будут пить вино и раскладывать пасьянс в уверенности, что их не тронут. И их действительно не тронут – деньги могут все.

Война – это всегда страх, тревога, мучительное ожидание, паника. Это спад экономики, это регресс государства, особенно государства процветающего, относительно здорового. Это гангрена на теле страны, которая не лечится ни магией, ни деньгами. Только ампутация, только потеря. И император Пеор прекрасно это понимал, поэтому изо всех старался не допустить войны, не допустить распада. Не удалось, не получилось.