Я сдерживалась изо всех сил, старалась думать о том, что Тирой, Дигон и вообще весь этот мир – не мой. Что мне нет дела до разборок чужой страны. Получалось с трудом. Люди ведь, да еще и рабы, да еще и вот так…
Было просто страшно. Тьма недовольно ворочалась у сердца.
«Так нельзя… Нельзя, чтобы была война», – вдруг шепнуло у меня в голове. Для тьмы, то есть, погибшей богини, это тоже было мучительно, наверное, мучительнее, чем для меня самой.
«Почему? На нас нападет другая страна, надо отвечать, пусть и так», – мысленно спросила я.
«Война – это смерть, это горе, это несправедливость. Я опять распылюсь, чтобы творить зло, опять потеряю свое сознание. Я не хочу терять».
В ее шепоте была такая тоска, что сердце потянуло другой, какой-то новой болью. От этой боли стало так безнадежно печально, что хотелось опуститься на пол и страдать, страдать, обливаясь слезами, и никогда не успокаиваться. Эта боль не была моей – это была боль несчастной богини.
И я от всего сердца посочувствовала ей. Если у нее появилось сознание, значит, и осознание появилось тоже, и оно проявляется все сильнее и сильнее. У тьмы есть воля и желания, а значит, она – почти человек, почти такая же, как и я.
Я осознала это как единственно верную истину.
«Я хочу вернуться. Я хочу уйти к богам».
«Я не хочу тебя убивать и приносить зло большее, чем уже принесла».
«Я не хочу быть тенью мертвой себя».
Она шептала с паузами, медленно, даже удивленно, как будто тоже осознавала саму себя и свою волю. Тьма не вырывалась из-под моей кожи, не затягивала мраком глаза. Она просто была внутри меня, у сердца, совершенно подконтрольная и сама себя контролирующая. Словно бы во мне было две полноценные личности.
– Не будешь. Я постараюсь помочь, – неожиданно вслух ответила я ей.
На меня в удивлении уставились военачальники, генералы, император, казначей, Сав, Дерек и еще черт знает кто. Черт возьми, я ляпнула это во всеуслышанье – и где? В кабинете императора, при куче народу. Мда… «Учитесь властвовать собой», как завещал великий поэт.
Я опустила голову, делая вид, что говорила не я.
– Йола, на сегодня заканчиваем. Едем в мое поместье.
Я только кивнула.
Дерек Ват Йет сразу же понял, что со мной что-то не так. Он вывел меня из кабинета, пообещав прийти позже. На мои глаза наворачивались слезы, голова гудела от обилия гнусной, жестокой информации, тьма холодила сердце, шептала что-то неразборчиво и благодарно, а потом и вовсе перешла на какой-то древний мелодичный язык. Она вдруг запела что-то грустно, и от ее песни у меня закружилась голова. Я бы упала, если бы Дерек не поймал меня. Он схватил меня за плечи, удерживая в вертикальном положении. Его руки были горячими и, пожалуй, ободряющими.
– Идти сможешь? – спросил он, но я даже не могла помотать головой. Песня тьмы вдруг словно бы влилась в мое сознание сплошным потоком горной холодной воды, чистой и искрящейся, и я, не выдержав переливающейся красоты, последовала за ней. Я слушала песню и все, все понимала, до последнего слова. Так красиво и так грустно…
Я даже не заметила, как мое тело бессознательно повисло в руках Дерека. Последнее, что я почувствовала, было быстрое головокружение, а потом – мгновенный порыв воздуха в лицо. Дерек Ват Йет взял меня на руки?
Это была последняя связная мысль. Больше я не отвлекалась, слушая песню тьмы до конца.
ГЛАВА 13
Дерек Ват Йет понимал, что Йола держится из последних сил. Он видел, что она почти в предобморочном состоянии, но ничего не предпринимал – ждал. Но тьма не торопилась разрушать все, что попадется на ее пути. Складывалось впечатление, что и тьмы как таковой не было – девчонка как девчонка. Ват Йет даже пытался ее провоцировать, стараясь выбирать выражения покровожаднее, затронув темы рабства. Но – ноль реакции. Только испуганные глаза да излишне бледная кожа.
А потом ее взгляд остановился, остекленел, как у него самого. И она начала говорить сама с собой. Вот это Дерека Ват Йета напрягло, и он решил наконец поговорить с темной наедине и откровенно. Уже пора бы.
Ей с каждым шагом становилось все хуже. Она качнулась на ступеньках дворца, и если бы Дерек не придержал ее за плечи, то упала бы.
– Идти сможешь? – спросил он, хмурясь и всматриваясь в ее лицо, но она, казалось, его уже не слышала. Она будто бы прислушивалась к чему то очень чутко, внимательно, а потом ее тело рванулось вниз. Она потеряла сознание.
Ват Йет едва успел подхватить ее на руки.
Рассыпавшиеся по плечам русые волосы. Серые, почти черные тени под глазами от усталости. Нежная кожа закрытых век и тень ресниц на щеке. Маленькая родинка над изгибом брови и еще одна, на виске. Тонкие маленькие губы, искусанные – нервничала? Волновалась? С узкой стопы соскользнула туфелька, за ней – вторая. И Дерек Ват Йет замер, рассматривая изящную щиколотку, крошечные пальчики, белую кожу. Лодыжка в обхвате не толще запястья. Как вообще можно ходить на таких маленьких слабых ножках?