Я, они и тьма

Император Пилий прикусил листик мяты, хмыкнул, ощутив, как во рту разливается холодок. На месте сорванного мятного листочка уже вырастал новый. Прохладная магия богов заботливо окружала растение, наслаивалась на него, пока мятный куст не зацвел мелкими розовыми метелками. Пилий тронул ароматную ветку, с которой посыпалась мятная пыльца. А потом вырвал куст с корнем, отбросил его далеко. Магия обиженно полыхнула, оставляя мяту, и перетекла было в пространство, вслаиваясь в него. Но Пилий встал на ее пути, преградив магии путь. И она послушно влилась в его тело, растворилась в крови, в костях, стала частью императора. Сделала его магически совершенным, сильным, одаренным. Только что проснувшаяся магия Шестнадцати богов была очень, очень доверчива и щедро делилась со всеми живыми существами.

И очень зря.

Пилий, император Дигона, глубоко вздохнул, с удовольствием ощущая, как откликается ему его новая магия. Поднял руку, концентрируя желание в жесте. Воздух откликнулся ему послушно, закрутился в ветреный маленький вихрь на ладони и сразу же, повинуясь желанию человека, вырос в несколько раз. Взметнулись нежные лепестки миндаля.

Магия богов была послушной. Она влилась в глаза Пилия, делая его зрение острым, почти орлиным. Скользнула в разум, открывая перед императором Дигона мысли окружающих его людей. Один за другим раскрывались в его теле новые дары, и это было очень, очень приятно.

Источник сиял все так же нежно, ласково. Плиний, прищурив черный, как ягода бузины, глаз, жадно наблюдал за ним. Ему казалось, что стоит отвести взгляд, как источник испарится, исчезнет так же внезапно, как и появился. Но он, Пилий, конечно, этого не позволит. Такое чудо надо оберегать.

Белые, чуть искривленные зубы молодого императора зло скрипнули. Он был очень зол на Тирой, который пронюхал об источнике слишком рано, почти тогда же, когда его нашли люди императора, и тут же подал просительную ноту о полном доступе к нему. Еще чего! Пусть Пеор теперь давится слюнями от злости и беспомощности и думает о своем поведении вместе с этой своей куклой, Ват Йетом! Это же он, этот клятый Дерек Ват Йет убил его отца! Это он уничтожил императора Дигона, пусть это и не доказано. Ну не могли ядовитые мушки искусать взрослого человека до смерти! Не могли! Это он виноват во всем! Магия, откликаясь на настроение Пилия, сгустилась, стала горячей. Раскалилась под ногами императора земля, ссохлись от жара миндалевые лепестки, но Пилия это не остановило. От был в ярости. Никаких поблажек, доступов, никаких диалогов с убийцами. Судьба сама отдала в руки императора Дигона средство мести, и теперь надо, просто необходимо отомстить обидчикам его родины.

О том, что Дигон первый, не подумав как следует, внезапно объявил войну и уничтожил не одну сотню подданых Тироя и других государств, как-то не вспоминалось. Пилий хотел реванша, хотел вернуть утерянную мощь Дигона, отомстить за смерть отца. При этом он не думал о том, что не имеет на это никакого морального права. Ему попросту было плевать.

Дигонцы были ребятами очень консервативных взглядов. Во времена Шестнадцати они окопались на своих исконных территориях и не шли на контакт, молясь своим тотемам и вырезанным из дерева идолам. Свои традиции они свято и ревностно береги, правда, их верования с большим трудом допускали прогресс. Поэтому в Дигон никто особо не лез – дигонцы и по сей день считались пусть и немного обтесанными, но все же дикарями.

Наверное, это и было причиной их неправильного ведения внешнеполитических и внутренних дел.

Но, как уже и говорилось, Пилий не считал, что делает что-то неправильное.

Поэтому он отдал распоряжения беречь источник пуще жизни и не спускать с него взгляда, а сам отправился прямиком в имперские мастерские – ему срочно требовалось посмотреть, на что способна его новая сила. К сожалению, дигонцы признавали только вещественные, материальные орудия, силу физическую, а не магическую. Так исторически сложилось, что Шестнадцать обделяли своими дарами и магией верящий в свои тотемы Дигон. А значит, нужно наделить этой чудной, сильной магией предметы и посмотреть, что из этого выйдет.

Император скакал на лошади – мобиль бы не проехал в такую глушь, да и в Дигоне мобилей было не так уж и много – с десятка два, не больше. Он скакал в окружении верных людей, личных защитников и клятвенников – тех, кто обещал служить императору, отдавая свою жизнь. Вокруг него витал нежный аромат свежей мяты – к копыту коня пристали нежные листочки.