Я останавливаю время

— Только бы не проверка трюмов! Тогда хана нам, могут торпедировать…

— Смотри, от эсминца шлюпки гребут прямо к нам!

На «Трансбалте» готовились к встрече. Спустили главный трап и у входа, поджидая японцев, стояли капитан и его два помощника — старпом и первый помощник — помполит. Вид у них был мрачный.

Резкими рывками шлюпки приближались к нашему кораблю. Японские матросы гребли под гортанную команду кормового, слаженно, ритмично, все, как один. Между кормовым и загребным стояла плотно небольшая группа офицеров. Японцы явно били на эффект. Их матросы на шлюпках работали как автоматы, а офицеры, замерев, стояли подобно изваяниям.

— Хорошо идут! Ничего не скажешь! — шепнул Коля.

Недалеко от трапа прозвучала резкая, неприятная на слух команда — очевидно, «суши весла». Весла взлетели вверх и замерли в вертикальном положении. Передняя шлюпка плавно и точно подвалила к трапу и в сантиметре от него остановилась, не коснувшись ступеней. Офицеры, отдав честь, легко выпрыгнули на трап и быстро засеменили вверх.

Небольшого роста, плотные, смуглые, как нам показалось, все на одно лицо, с блестящими медалями и сияющими пуговицами, напоминали оперных персонажей из «Гейши». Один из них говорил по-русски и, здороваясь подчеркнуто вежливо и театрально, произнес с акцентом:

— Здлавствуйте, господина капитана!

Пожав руку, отдав честь с поясным поклоном и обворожительной улыбкой, он перешел к следующему.

— Здлавствуйте, господина сталпома!

Когда этикет приветствий был выполнен до конца, они, отойдя от трапа в сторону, предъявили свои полномочия, дающие право проверять грузы всех торговых кораблей, следующих через территориальные воды.

Мы знали, чем наполнены трюмы «Трансбалта», и знали, что с таким грузом не один корабль был отправлен «неизвестными» подлодками на дно.

— Как будет наш капитан выходить из этого безвыходного положения?

— Уму непостижимо!

Японцы потребовали показать им трюмы и накладные на грузы. В наименовании грузов значилось: сельхозмашины, станки и т. д.

— Надо мало-мало смотлеть — калго, калго тлюмный глуз! Масины, Станоки… — показывая большие, выпирающие вперед желтые зубы и сладко улыбаясь, говорил старший по званию офицер. Как оказалось, они все в достаточной степени владели русским языком.

Прежде чем вести в трюмы, японцев по русской традиции угостили водкой и свежей черной икрой. Потом повели по трюмам.

Недолго ходили офицеры между огромных контейнеров с голубыми диагональными полосками на свежих досках. Они даже не попросили раскрыть один из них. Настолько все было ясно, что скрывалось за голубой полоской. Поглаживая рукой в белоснежной перчатке гигантский ящик, веселый японец приговаривал:

— Холосый станки, масинки! Холосый! — и, причмокивая, вел остальных в следующий трюм.

Когда осмотр был окончен и все собрались у трапа, церемония прощания повторила церемонию встречи — с маленькими изменениями в тексте:

— Пластяйте, господина капитана!

— Пластяйте, господина сталпома!

— Пластяйте, господина помполита! — подчеркнуто, еще слаще улыбаясь, японец фамильярно похлопал помполита Румянцева по плечу.

Откуда он мог знать, что первый помощник капитана Румянцев — помполит на корабле?

Исчезли они так же быстро, как и появились. На прощание угостили их водкой с икрой и дали каждому по большому калифорнийскому апельсину.

Прошел томительный час после ухода японцев с палубы «Трансбалта», а мы все ждали команды — продолжать путь дальше.

— «До утра с якоря не сниматься!» — наконец просигналили японцы.

— Да, дорогой Василий Васильевич! А вы говорили — Япония не…

— Брось, Коля, шутить! Неизвестно, чем завтра нас поздравят эти обезьяны…

— Ясно чем! Одно из двух! Или отведут под конвоем в Кобэ, или отправят, как других, без конвоя прямо на дно! — мрачно предположил Халушаков.

Наступила ночь. Ветер совсем упал. Над морем поднялся туман. Повисла густая тишина. Только с берега доносился еле-еле уловимый шум наката тяжелой океанской волны. Туман густел, клубился. Мы, выйдя на палубу, совсем растворились в нем. Стояли в двух шагах и не видели друг друга. Добравшись на ощупь до фальшборта, мы сели на балку. Нас обволокло сырое темное месиво. Сидели молча, каждый думал о своем и, наверное, о том, что нас ждет завтра. Вдруг до нашего слуха донесся легкий лязг цепи.

— Вы слышали, работает лебедка! На малых оборотах!

— Неужели поступила команда? — наивно обрадовался Вася.

— Ребята! Якорь выбирают!

— Да. Команда поступила — только не от японцев, а от нашего капитана — смываться, пока туман! Завтра будет поздно. Какой молодец!

— А помнишь, что он вчера нам говорил?

— «В тумане Лаперуза непроходим».

— Вот это тот самый риск, о котором он говорил — пройти во что бы то ни стало! Другого выхода нет!

Мы были возбуждены, разговаривали, не видя друг друга, тихо… Вместе с тревогой в нас вселилась уверенность. Мы радовались смелости и отваге нашего капитана.

— Представьте, как будет здорово, если пройдем!

— И не напоремся на рифы! Утром поднимется туман — и какую эмоцию озарит солнце на роже этого самодовольного японца!