Я останавливаю время

Атлантика, январь — февраль 1943 года

Когда в декабре проводку конвоев снова возобновили, причем зловещий PQ был заменен, немецкий флот еще раз намеревался помешать их движению…

Дэвид Ирвинг. «Разгром конвоя PQ-17»

«Тихая роща» — так назывался большой английский теплоход, на котором нам с Колей Лыткиным предстояло пересечь кипящую в войне Атлантику. Кроме команды на борту корабля до нашего прибытия уже было одиннадцать пассажиров. Кто-то из нас двоих стал тринадцатым, и моряки бурно обсуждали это ЧП, категорически протестуя против тринадцатого, и старпом даже предложил одному из нас перейти на другой корабль. Чудом нам удалось уговорить капитана и команду со старпомом, пообещав им, что мы непременно принесем кораблю удачу… Как они в это поверили — так и осталось для нас загадкой, потому что на корабле даже не было каюты № 13 — как и в любом отеле… Английское суеверие так же неколебимо, как и английские традиции.

Мутной влажной ночью «Пасифик Гроуд» («Тихая роща») вместе с другими кораблями покинул тревожную Европу. Спокойно, тихо приняли нас огромные волны Атлантики… Наутро в кают-компании мы предстали перед остальными пассажирами.

После короткого знакомства мы с Колей стали центром внимания не только пассажиров, но и всей команды.

Нас посадили за обеденный стол вместе с пожилым, высоким, сухощавым джентльменом.

— Мистер Флит! — представился он. — Бизнесмен, капиталист! Не страшно? Наш путь долог и опасен, надеюсь, мы будем хорошими друзьями! Меня нисколько не смущает, что вы коммунисты. А как вас — общество капиталистов не будет шокировать?

Мы все весело рассмеялись.

— Живем на одной маленькой планете — приходится считаться друг с другом. Нам теперь предстоит долгое время просидеть за одним столом, рискуя каждую минуту нырнуть на дно океана. Итак, молодые люди, здесь, среди океана, все мы, как перед Богом и смертью, равны!

Первое время мы удивлялись, когда мистер Флит задавал нам невероятно смешные, неожиданные и нелепые вопросы:

— Почему в Москве, кроме «барыни», ничего не разрешают танцевать? Правда ли, русская балалайка служит эмблемой национального искусства?.. Почему зимой во время сильных морозов на улицах Москвы едят мороженое?

Мы рассказывали много и, как нам казалось, убедительно. Все наши рассказы были восторженно патриотичны и абсолютно искренни. Те «теневые» стороны нашей жизни, которые мы видели или ощущали в жизни страны, были для нас неизбежным и необходимым злом в борьбе нашего первого в мире социалистического отечества с врагами — внешними и внутренними, и даже то, что представлялось каждому из нас чрезмерным или даже несправедливым, было издержками этой неизбежной и необходимой борьбы за выживание страны. И если дома между собой мы говорили об этом крайне редко и невероятно доверительно — как самому себе, — то в разговоре с «чужими» у каждого был свой внутренний строгий запрет на любой разговор, который бы не был «во славу отечества». И разговоры эти были естественны, как естественно дыхание.

Мы много смеялись — почти над каждым вопросом мистера Флита. Впрочем, наверное, и наши вопросы были порой не менее смешны и нелепы. Как нам казалось, мистер Флит все больше и больше узнавал об СССР из наших рассказов, все больше понимал нашу великую Родину. Мы много говорили ему о Ленине, о своем понимании того, что происходит в мире. Скорее всего, это были популярные лекции по марксизму-ленинизму. Но объясняли, что называется, «на пальцах»: ну, например — «война справедливая и не справедливая». За примерами далеко не ходили — горящий Лондон и покорение англичанами Индии…

Он, в свою очередь, не пытался обратить нас в свою «веру» — не объяснял своего понимания мира и событий в нем, он был намного старше нас, опытней и мудрей.

— Вы очень способные ребята! Без особого труда можете уговорить любого миллионера отдать свои доллары или фунты стерлингов на благо трудящихся.

Потом он, загадочно улыбнувшись, приставил палец к губам и тихо сказал:

— Меня вы уже наполовину превратили в коммуниста!..

Вскоре после Белфаста начался шторм. Огромные валы катились нам навстречу. Наш «Пасифик Гроуд», один из самых больших в караване, выглядел на этих волнах жалкой скорлупкой. Он скрипел и стонал, как живой, забираясь на вершину седой громады, и вдруг, охнув, стремительно нырял в темную зеленую бездну. И в то же мгновение тяжелый седой гребень накрывал его по капитанский мостик. Звонкие удары ледяной волны грохотали по всему кораблю. Волны били мощным тараном в капитанский мостик, в белую стену кают-компании. Толстые иллюминаторы держали зеленый напор бешеной стихии и на короткое время теряли дневной свет. Шторм выгнал всех пассажиров из кают-компании, а на обед пришли только мы одни. Но не успели сесть за стол, как появился с веселой улыбкой мистер Флит.