Я останавливаю время

— Рашн виктори! Ура!! Сталин — ура! — радовались вокруг.

Нас высоко подбрасывали. Мы кувыркались в воздухе, мелькали мачты, трубы, корабли…

— Сталин! Сталин! Сталинград!

А у меня перед глазами вдруг возник маленький человечек с усами.

— «Диктатор»… — я понял, что теперь этот образ будет неотделим для меня от его имени…

Наваждение исчезло, и вновь нахлынула горячая волна радости и гордости. Мы ходили по кораблю с гордо поднятой головой. Всюду нас поздравляли, обнимали, жали крепко руки.

— Почему мы не там? Сколько мы с тобой, Коля, потеряли!

— Пока вернемся, и Берлин наши возьмут! А мы здесь ни одной приличной съемки не сделали!

Весь день прошел в разговорах о Сталинградском котле. О Паулюсе, о разных вариантах нашего дальнейшего наступления…

Это удивительное событие, которое долетело до нас через Атлантический океан, озарило радостью дальнейшие дни нашего драматического рейса в Америку. Каждую ночь уходили на дно несколько кораблей, каждую минуту это могло произойти с нашим, и все же мы не теряли надежды на счастливый исход нашего путешествия.

— Коля, Коля! Проснись! Вставай скорее! Что-то неладно!

В дверь каюты барабанило несколько кулаков.

— Выходите! Выходите! Пожалуйста!

На ключ не закрывались с первого нападения. Дверь стремительно распахнулась, и к нам в каюту ввалились вместе с Джорджем несколько моряков. Радостных, возбужденных.

— Ну, слава богу! А я думал — потоп!

— Значит, новый хороший сюрприз, да?

Мы быстро оделись.

— Пошли, пошли! Пошли наверх! Скорее!

Пока мы второпях одевались, они наперебой кричали:

— Нью-Йорк! Нью-Йорк! Нью-Йорк рядом, на виду!

Нас под веселым конвоем доставили на верхнюю палубу. Там на нас набросилась возбужденная с радостными криками команда. Нас нарасхват обнимали, целовали и подбрасывали вверх под громкие крики:

— Ура! Нью-Йорк!.. Нью-Йорк!..

Впереди из-за серого горизонта выглядывали небоскребы. Нью-Йорк.

— Ну как не радоваться — остались живы, удивительно…

— Да! Но при чем же мы? — спросили у радостного Джорджа.

— О! Какая у вас короткая память! А кто обещал команде в порту Свенси принести кораблю счастье? Вот и пришло время расплатиться — все живы, здоровы и наш шип на виду Нью-Йорка. Спасение! Жизнь! Хотите или не хотите верить, из девяноста семи кораблей перед лицом Нью-Йорка остались только сорок шесть…

Джордж был, кажется, счастлив больше других, да и понятно — он знал обо всем раньше и подробнее.

Вот и седой мистер Флит, дождавшись своей очереди, с лукавой улыбкой пожал крепко нам руки. И, показав в сторону Нью-Йорка, сказал:

— Страшный город! Будьте там очень осторожны! Не забывайте моих советов!..

ЭЛЛИС-АЙЛЕНД

Нью-Йорк, остров Слез, февраль 1943 года

У авторов, желающих привлечь внимание публики, существует излюбленный прием: сначала читателя уверяют, что все в рассказе — правда, а затем прибавляют, что истина неправдоподобнее всякой выдумки…

О. Генри. «Дверь в мир»

Из-за серого горизонта вырастал Нью-Йорк. Впереди надвигалась, шла навстречу огромная, позеленевшая от времени «Либерти» с факелом в поднятой руке. Я не пытался разобраться в калейдоскопе охвативших меня чувств. Радость, облегчение, изумление и волнение наполняли меня, не давая возможности реально оценить происходящее.

Впереди, как на огромном киноэкране, открывался Новый Свет. Как странно и причудливо иногда сбываются мечты детства. И как хорошо, что они все-таки сбываются…

Мои мысли прервал подошедший Джордж:

— Смотрите, слева по борту — там, за монументом «Либерти» — знаменитый остров Слез — Эллис-Айленд!

— Странное соседство — монумент Свободы и остров Слез!

Возвышаясь и довлея над всем, гиганты-небоскребы медленно заполняли край неба. Мы втроем — Коля, я и мистер Флит — молча наблюдали необыкновенную панораму Нью-Йорка с моря.

— Эмпайр Стейт Билдинг! Семьдесят первый раз прихожу я в этот страшный город! — прервал молчание мистер Флит. — Я люблю Лондон, не могу сравнить его с этим холодным нагромождением камня и железа! — мистер Флит замолчал, худое лицо с сетью тонких морщинок стало суровым. Он глубоко надвинул шляпу на глаза, и больше не проронил ни слова.

Мы прибыли рано. Было серое холодное утро. Ветер налетал порывами и забирался под кожу. В городе в глубоких провалах улиц ярко-пестрыми красками плескалась реклама. По набережной Риверсайд-драйв неслись нескончаемым потоком разноцветные, как монпансье, автомобили.

Наш «Пасифик Гроуд» отшвартовался у сорок второго причала. Недалеко от нас, рядом с таким же причалом, лежала на боку огромная «Нормандия», подожженная и потопленная фашистскими диверсантами. Ее рыжий от ржавчины киль был облеплен рабочими. Издалека, пока мы не подошли ближе, казалось, что на гигантское чудовище напали муравьи и вгрызаются ему в тело. «Пасифик» рядом с этим китом был похож на кильку.