Я останавливаю время

— Счастливого пути! — и он скрылся за дверью.

— Вот тебе и на! Вместо Америки в тюрьму попали! — я взглянул на Колю.

Он был зол, лицо его покрылось пятнами, мое настроение не отличалось от его — обида была непередаваемая.

— Вот тебе и союзнички, ничего не нашли лучшего, как упрятать фронтовиков в тюрьму.

— Да не просто в тюрьму, а в самую-самую, на остров Слез.

Помня наставления мистера Флита, мы не притронулись к своим вещам, а просто пошли вперед по трапу, предварительно тепло попрощавшись с капитаном. Нас сердечно провожала команда, грустно помахивая фуражками. Из радиорубки выбежал Джордж. Мы обнялись:

— Прощайте, дорогие друзья! Я никогда не забуду нашей встречи в тяжелые дни испытаний!..

— Прощай друг! Прощай, дорогой Джордж! Приезжай к нам в Москву после войны!

— Ну вот и все, пойдем, Коля, в Америку!

Мы шли по зыбкому трапу, впереди проглядывали небоскребы, а на пирсе нас ждала полицейская карета. Оглянувшись последний раз, мы увидели на мостике капитана. Он снял фуражку и помахал нам. Позади трое солидных полисменов, сгибаясь под тяжестью, тащили наши вещи, аппаратуру, пленку. Трап кончился. Первое, что мы увидели, вступив на землю Нового Света, была полицейская карета. Коля тяжело вздохнул перед тем, как забраться в нее.

— Владик, а ты знаешь, мы в Америке! Любуйся! Знакомься! — пошутил Коля, глядя через решетку на улицы Нью-Йорка.

Завыла сирена, замелькали рекламы — пестрые, яркие. Мы мчались, обгоняя бесконечные вереницы автомобилей.

В детстве я часто мечтал побывать в этом заморском городе. Мечтал забраться на верхушку самого высокого небоскреба и взглянуть на чужой, неизвестный мир. Вот и взглянул…

— Ну как, нравится тебе Нью-Йорк? — прервал мои мысли Коля.

Резко тормознув, карета остановилась. Очнулись от дремоты наши конвойные. Задняя дверка открылась, и нас повели на пристань. У пирса стоял маленький странный пароходик-трамвайчик, причаленный не то кормой, не то носом. Вспотевшие два толстяка-полисмена притащили, кряхтя от натуги, наши кофры.

— Чем они набиты — камнями? — спросил, отдуваясь, один из полисменов, опуская на палубу наши вещи.

— Мэй би! — меланхолично ответил Коля.

Наши камеры и пленка теперь ничем от камней не отличались.

Кроме нас на пароходике было еще несколько пассажиров, но без конвоя. Через пару минут «Фери» — так назывался пароходик — отчалил.

— Чудно — стояли к пирсу носом, а вперед пошли кормой?!

Да, Коля не ошибся — «Фери» ходил от берега к берегу не поворачиваясь, как челнок. Неуклюже, с волны на волну, вприпрыжку, поскакали мы к статуе Свободы. Теперь мы смотрели на монумент совсем другими глазами. Чем ближе мы к нему приближались, тем грознее заносила над нами Свобода свой позеленевший от времени меч-факел.

Наконец, после утомительного кувыркания на волнах Гудзона наш маленький смешной кораблик причалил к каменному пирсу острова Слез.

Нас ввели в огромный вокзального типа холл. Он был заполнен, как нам с первого взгляда показалось, развешанным для сушки бельем.

— Вот ваше место! — поставив вещи, сказал самый толстый полисмен и, протянув руку, добавил: — Мы неплохо потрудились, надеюсь, вы отблагодарите нас?

— Какая наглость! Мало того, арестовали — еще плати за поднос багажа! — зло, сквозь зубы проворчал Коля.

Одного доллара оказалось мало.

— Нас пять джентльменов! — показав на остальных, сказал толстый.

— Черт с вами! Держи! Ты, толстопузый, на всех! Понял? — Коля крепко выругался.

Взяв пятерку, полисмены приложили руки к фуражкам:

— Теньк-ю, сэр! Гуд бай! — ответил толстяк.

И мы остались одни под высокой крышей мрачного незнакомого помещения.

— А мы здесь совсем не одни! — оглядевшись, сказал я Коле.

Оказалось, что развешанное белье — вовсе не белье, а перегородки-ширмы из простыней и одеял между разными людьми и целыми семьями, вынужденными жить здесь, очевидно, долгое время.

— Посидим для начала! — мрачно предложил Коля.

Мы присели на свои кофры. Другой мебели здесь не было.

— Цыганский табор!

— И не один. Боже, сколько их тут! Дети, старики, женщины…

Мир в огне. Европа оккупирована. Много народу со всего света стремится попасть в свободный мир, обрести работу. Кусок хлеба. Дом. Едут сотни, тысячи обездоленных с семьями и в одиночку, но попасть удается не многим. И вот здесь, на «Острове слез», сели на мель все, кто решился приехать в Америку без визы. На обратный путь денег не хватает. Да и некуда ехать. Несчастные по нескольку лет сидят на острове и ждут визы или случая уехать. Куда? Всех кормят, с голоду не умрешь, но тюрьма остается тюрьмой. Ожидание, тоска и безнадежность — вот теперь и наш удел. Странно, никакого страха за свою судьбу я почему-то не испытывал, как там, дома, при обыске. Только мучило любопытство — и что же дальше?

Коля мрачно курил сигарету за сигаретой. Над нами загустело облако дыма. А мы в поисках выхода из дурацкого положения не продвинулись ни на шаг.

Кончились сигареты, растаяло облако дыма. Захотелось поесть, но никто не приходил. Мы устали сидеть в неудобных позах на жестких кофрах.

— Ты сиди, а я пойду позвоню! — вдруг сказал Коля.