Я останусь

Марусю лихорадит. Она метается на кровати, что-то шепчет, кого-то зовет. Мокрая, раскрасневшаяся она горит от непомерно высокой температуры. Бредит. И страх впервые за долгие годы прорывает крепкую броню Игоря, сковывает ледяными объятиями, ворует дыхание. Еще немного и паника накроет с головой. Еще немного и он потеряет связь с реальностью и превратится в истеричку. Еще немного…Глубокий вдох. Переключиться на автопилот. Слова Димки всплывают в голове. Игорь шагает к тумбочке, ловко вскрывает необходимые ампулы, набирает лекарство в шприц. Он помнит, что для быстрого эффекта колоть лучше в вену. Оборачивается к Марусе, сбросившей подушки, смявшей простыню, беснующуюся в бреду. И как? Как попасть в вену? Как обездвижить и не причинить боли? В вену при таком раскладе ему не попасть, но укол он поставит. Игорь зажимает зубами шприц с лекарством, седлает Марусю. Одним рывком переворачивает ее на живот. Молча, сосредоточенно. Маруся брыкается, оставляет синяки на его теле. Переживет. Садится ей на ноги, одной рукой сжимает за спиной хрупкие запястья. Маруся кричит отчаянно, срывая голос до хрипа. И боль скручивает нутро Игоря, когда он вдруг понимает, что это не просто лихорадочный бред. Что-то было с ней…что-то, от чего она отбивается до сих пор. Ругнувшись сквозь зубы, оголяет ее попу и, не церемонясь, вгоняет шприц на всю длину иглы. Маруся воет раненым зверем. Игорь быстро вводит лекарство, отшвыривает пустой шприц, перекатывается на бок, не выпуская Марусю. Фиксирует ее ноги своими, спиной прижимает к груди, обхватив руками поперек живота, переплетая свои руки с ее. Она еще долго пытается вырваться, поскуливает, а потом притихает.

Игорь тоже расслабляется, утыкается носом в коротко стриженную девчачью макушку. Втягивает носом ее запах. Без духов и прочей косметической фигни. Запах любимой и желанной женщины. Игорь улыбается собственным мыслям.

Вспоминает, как выискивал ее в разношерстной толпе аэропорта. Скользил взглядом по головам, ища черную копну кудрей. И доводил себя до сумасшествия, понимая, что опоздал. Вспоминает, как провожал взглядом ее самолет, вспарывающий утреннее небо. И удивление Самурая, встретившего встрепанного приятеля на парковке. Тогда Игорь впервые поймал себя на мысли, что за несколько лет знакомства с Самураем, в то утро он впервые побывал у него дома. Как-то так получалось, что Игорь ни разу не переступал порог семейного гнездышка Корфов. И дочь Криса Игорь не видел ни разу в жизни: Самурай не хвастался своей дочуркой, тыкая всем подряд ее фотку. Он вообще оберегал дочь от любых чужих взглядов. Была бы его воля – вообще запер бы ее нафиг. Но не мог. И мириться с упрямством и вольнолюбием дочери ему было ох как непросто. Но свою мышку Самурай обожал и редко ограничивал ее свободу.

В то утро Игорь приехал к нему за помощью. Двери открыла Катерина, пригласила на чай, рассказывая, что Крис уехал провожать дочь в аэропорт. Сама она осталась дома из-за вновь подкинутых ей близняшек, которые умудрились заболеть.

Первое, что бросилось Игорю в глаза – тюльпаны. Еще не распустившиеся, уже отцветающие и слегка приоткрывшие свои лепестки они яркими пятнами раскрашивали светлую гостиную. Наполняли огромное пространство густым ароматом. Второе – огромное во всю стену панно, расписанное множеством лиц. Нежные цвета, мягкие полутона. Невольно Игорь делает шаг к панно, всматриваясь в лучистое детское личико, взрослеющее плавными переливами в красивое женское с пронзительным серым взглядом. Острые черты, чувственные губы, разлет тонких бровей и черная прядка волос, упавшая на глаза. Нет, это не разные лица, а одно. Марусино.

- Это Маша, - голос Катерины возвращает Игоря в стеклянный дом друга. А следующие слова заставляют сорваться с места : - Наша дочь.