Я отвечаю за все

В круглой печке потрескивали сухие дровишки, на белой скатерти сиял и переливался хрусталь, на душе у Инны Матвеевны, в первый раз со дня появления проклятого Палия, было легко и свободно. И коньяк, который выпила она у доброго «бобра», все еще чуть кружил ей голову.

— Ну, за счастье в этом доме, — сказала она, немножко завидуя Вере Николаевне и ее уже определившемуся будущему, — за вас, Верочка, а следовательно, и за вас, Константин Георгиевич…

— Это в смысле свата? — остро усмехнувшись, ответил Цветков. — Что ж, я не без удовольствия!

Вера Николаевна печально и иронически улыбнулась, Инна Матвеевна ничего не поняла и выпила залпом свой противненький мускатель; Кофт сидел с неподвижным, тяжелым, обвисшим лицом. Рюмка в его руке мерно вздрагивала.

— Вера Николаевна, — глядя в глаза Вересовой, весомыми словами, полностью и очень четко выговаривая, сказал Цветков, — дорогая боевая подруга по славному рейду через тылы противника! Я поднимаю этот бокал за вашу судьбу и за судьбу моего испытанного друга, профессора Кофта…

Инна Матвеевна быстро взглянула на обоих поименованных. Кофт был по-прежнему красен каким-то рачьим цветом, Вера все еще усмехалась, но губы ее слегка вздрагивали.

— Как вы все изволили заметить, — продолжал Цветков, вскидывая резким движением головы слегка поседевшие, но все еще русые волосы, — как вы не могли не заметить, наш друг, профессор Кофт, чрезвычайно скромен в выражении своих симпатий и антипатий. Талантливый ученый, прекрасный организатор, добрый друг и товарищ, он тем не менее пальцем о палец не ударил ни по служебной линии, ни в личной жизни. Так, старина?

Кофт ничего не ответил. Под тяжелыми его веками блеснуло что-то вроде короткой, злой искры. Блеснуло и погасло.

— Так вот, товарищи, от имени и по поручению моего друга профессора Кофта и моей подруги Верочки Вересовой сим объявляю: с нынешнего вечера, выражаясь по-старинному, они суть жених и невеста. Возражений нет?

— Но ведь, — совсем уж ничего не понимая, начала было Инна Матвеевна, но в это мгновение Цветков так сдавил ей запястье своей могучей рукой, что она едва не вскрикнула, но сдержалась и только лишь разлила на скатерть мускатель, которым ее почему-то потчевали…

— Вот вам и ведь! — сказал Константин Георгиевич.

Сильно вырезанные его губы — вишневый «лук Амура» — улыбались, в то время как глаза были холодны и насмешливы.

Ужинали поспешно, словно боясь опоздать на поезд. Вера Николаевна молчала, Кофт быстро и сердито напивался. Цветков пил умеренно, все еще чему-то улыбаясь. Со стен на все происходящее незаинтересованно смотрели развешанные тут еще с довоенных времен Пастер, Листер, Кох и Пирогов. А когда Инна Матвеевна вышла прибраться и попудриться, Цветков сухо сказал:

— Чтобы все было ясно, сообщаю: на этом какое-либо наше личное знакомство, Вера Николаевна, заканчивается навсегда. Люди любят слухи, а нам с вами они совершенно ни к чему. Да, — значительно вглядываясь в Кофта, произнес он, — да, мой друг, да, флирт и платонический роман имели место, но не более того, никак не более, что вам известно по нашему путешествию в Унчанск. Да, ваш шеф был влюблен. Но кто бросит камень в человека, потерявшего голову от одного лишь присутствия обаятельнейшей Веры Николаевны? Однако… короче говоря…

Вошедшая Инна Матвеевна не дала ему закончить. Он разлил шампанское и, твердо глядя в глаза Кофту, сказал:

— С новой жизнью, дорогой друг! За ваш дом! За вашу спящую рядом прелестную дочку Наташу! За вашу умную, изящную, красивую жену Веру Николаевну Вересову! И… я поехал!

Кофт подал ему пальто. Он усмехнулся, взял пальто из его рук и посоветовал:

— А вот этого не надо!

И взглянул на Веру Николаевну. Она улыбнулась — спокойно и вроде бы даже приветливо. Он поцеловал ей руку и еще раз посмотрел на нее. Она все еще улыбалась. Кофт стоял рядом — почти между ними, но не глядел на них, — толстый, тяжелый, влюбленный, не все еще толком понимающий.

И только когда донесся звук немного побуксовавшей в снегу у дачи и все-таки уехавшей машины, Инна Матвеевна решилась наконец поздравить и Веру и ее профессора.

Он молча поклонился и шаркнул ногой.

Потом он выносил на кухню посуду и убирал комнату, а Вера Николаевна и ее новая подруга лежали на диване и изредка перешептывались.

— Ну и что? — в заключение сказала Вера. — Какая в конце концов разница? Жизнь есть жизнь, разве не правда? Он же влюбился в меня как сумасшедший. Вдовец, никаких сложностей, квартира в Москве, знакомства среди артистов, художников, композиторов. Это вам не Унчанск…

Но в глазах ее вдруг появились слезы.

Погодя явилась Нина Леопольдовна, сделала вид, что не замечает, чем занят неуклюжий Кофт, жарко, как делают это профессиональные артистки, расцеловалась с Инной Матвеевной и сказала, сюсюкая:

— Откуда вдруг эти морщиночки? Что случилось с нашей очаровательницей? Внезапная любовь? Горе? Маленькая красивая драма?

И, не слушая ответа, произнесла из какой-то пьесы:

— «Картежники несчастные! Вы гарь свечей вдыхаете? А там мерцают звезды, пальмы ветер гнет и море пенными барашками нам бурю предвещает»!