Я отвернулась

Однажды, как раз когда я вынимала белье после двойной стирки, раздался стук в дверь. Эми закричала, требуя внимания. Я схватила ее и побежала к двери, пока маленькие кулачки дочери яростно колотили меня в грудь.

Это была Джин.

Протестующие вопли Эми становились все громче.

— Извини, сейчас не самое подходящее время. Мы можем поговорить позже?

— Кто-нибудь еще в доме есть? — спросила она, заглядывая за мою спину.

— Нет. А кто тебе нужен?

Она оставила вопрос без ответа.

— Тогда, я думаю, ты найдешь минутку, чтобы кое-что выслушать, — тихо сказала она.

Мое сердце затрепетало от ужаса. Видимо, она узнала о моем прошлом. Теперь она все расскажет Роджеру. Он может отнять у меня Эми…

— Я долго и тяжело думала об этом, — начала она. — Не знала, стоит ли тебе рассказывать, но все же решилась.

Она беспокойно переминалась с ноги на ногу.

— На прошлой неделе я ездила со своей женской группой в Чиппинг-Нортон. Я видела там Роджера. Не думаю, что он заметил меня. Но дело в том, Элли… — Ее голос дрогнул.

— Продолжай, — сказала я. Это было не то откровение, которого я ожидала.

— Он сидел в машине возле паба. И целовал молодую женщину.

Роджер возвратился домой только в девять вечера. Он опять «преподавал допоздна». Несколько часов после шокирующего известия Джин я провела на автопилоте. Нет, ответила я ей довольно резко, как будто это она виновата. Мне не нужно, чтобы ты оставалась со мной. Я сама во всем разберусь.

— Знаешь, — вздохнула Джин, — у некоторых людей получается игнорировать подобные вещи. Наше поколение часто закрывало на это глаза.

Тогда зачем она мне все рассказала? Лучше бы я ничего не знала. Неведение — это блаженство. По крайней мере, для меня.

К тому времени, когда я услышала, как Роджер поворачивает ключ в замке, я довольно долго мерила шагами первый этаж нашего коттеджа, снова и снова перебирая в голове возможные варианты. Я почти решила, что совет Джин «закрыть на это глаза» может быть лучшим выбором — но тут увидела лицо Роджера. Он даже не взглянул на меня.

Вместо приветствия прошел сразу на кухню.

— Опять никакого ужина, как я погляжу.

В обычной ситуации я бы извинилась перед ним. С тех пор как Эми стала более подвижной, я часто не успевала приготовить ужин, потому что постоянно бегала за ней.

Вдобавок вторая беременность утомляла сильнее, чем первая, — ребенок уже начал отчаянно брыкаться, — и я чувствовала, что мои силы на исходе.

Но сегодня тон мужа меня взбесил.

— Джин видела тебя, — выпалила я. — В Чиппинг-Нортоне. Ты был с женщиной!

Он замер как громом пораженный.

— Что за чертовщину ты несешь?

Облегчение пронзило меня. Выходит, Джин обозналась?

Мне стало жарко, и я почувствовала, что краснею.

— Она сказала, что вы с той женщиной целовались в машине.

— И откуда я нашел бы на это время? — Его лицо было совсем близко к моему. Искаженное от ярости. — Я работаю каждый час, который Господь дает мне, чтобы заботиться о своей семье и содержать это жилье.

Я с трудом удержалась от соблазна напомнить, что коттедж оплачивается моими деньгами.

— Пожалуйста, Роджер. — Вопреки воле мой голос звучал скорее извиняясь, чем обвиняя. — Я бы предпочла, чтобы ты просто сказал мне. У тебя что, роман на стороне?

— Нет у меня никакого романа. А если бы и был, никто бы меня за это не осудил. Моя жена ведь не интересуется сексом, правда? Считает, похоже, что я способен жить как монах!

Я попыталась обнять его, но он отмахнулся.

— Мне неуютно с женщиной, которая мне не верит. А что до нашей любопытной соседки, которая явно нуждается в проверке зрения, то я не хочу, чтобы ты с ней встречалась.

Сейчас кажется странным думать, муж может всерьез запретить жене что-то делать. Но тогда некоторые люди, такие как Роджер, все еще помнили устои своих отцов и дедов.

Я могла бы возразить, но не хотела его расстраивать. Наверно, та часть меня, которая предпочитала жить в неведении, победила. Так было легче, чем рушить брак.

Поэтому я сделала то, что приказал муж, как послушная жена. Я сказала соседке, что занята, когда та позвонила.

После нескольких подобных случаев по разочарованному лицу Джин я поняла, что до нее «дошло». Что касается Роджера, он стал приходить домой пораньше. Его вечерние занятия «приостановились». Я принуждала себя заниматься сексом, даже если это причиняло дискомфорт и являлось — с моей стороны — превозмоганием, а не наслаждением.

Через месяц родился наш сын Люк. В срок. Без осложнений.

— Сынок для папы, дочка для мамы, — сказали медсестры, когда Роджер и Эми — взволнованная, с блестящими глазами — нас навестили. — Видите, как удачно!

Удачно? Они что, шутят? Дерзкий носик Люка и его пронзительные голубые глаза вызывали у меня оторопь. Сходство с Майклом шокировало. Каждый раз, когда смотрела на сына, я видела в его лице укор. «Ты плохая мать», — казалось, говорил этот ребенок, жадно кусая потрескавшиеся соски и заставляя меня морщиться от боли.

— Вот, — сказала акушерка. — Используйте этот крем. Он поможет.

Но ничто не могло успокоить мою совесть. Все улучшения, которые принесла терапия в Хайбридже, теперь пропали.