Я должен был предвидеть наступление тяжелых времен для «Black Sabbath», когда в 1974 году мы летели в Америку и сидящий возле меня мужичок сыграл в ящик на полпути над Атлантикой.
Сперва слышу, как он кашляет, и вот я уже сижу рядом со жмуриком. Не знаю, бля, что делать, нажимаю кнопку вызова стюардессы.
— Да, сэр, чем могу вам помочь? — спрашивает чикса, вся из себя такая культурная.
— Тут паренек вроде окочурился, — говорю я и показываю на тело.
— Извините?
— Дуба врезал. — Повторяю я и поднимаю безжизненную левую руку соседа. — Смотри! Мертв как грёбаная кукла.
Стюардесса начинает паниковать.
— Что случилось? — спрашивает шепотом, пытаясь накрыть его пледом. — Ему было плохо?
— Ну, он немного закашлялся. Я подумал, что ему арахис попал не в то горло. Потом он побледнел, закатил глаза и откинул копыта.
— В таком случае, — говорит тихо стюардесса — посадим его поближе к окну и подопрем подушкой. Прошу не говорить об этом другим пассажирам. Мы не хотим вызвать паники. В качестве компенсации за неудобства можем пересадить вас в первый класс.
— А в чем разница между бизнес-классом и первым классом?
— Шампанское.
— Прелестно.
И это было начало Конца.
Из тура в поддержку «Sabbath Bloody Sabbath» больше всего запомнилось то, что у всех начали сдавать нервы. К тому времени, Патрик Миэн перестал быть телефонным волшебником, который мог подогнать «Роллс-Ройс», коня или набор машинок «Scalextric», вместо этого превратился в занудного сраного буржуя, который никогда не дает четкого ответа на вопрос: сколько бабла мы заработали.
Тони жаловался, что целыми днями пропадает в студии, а на самом деле, имел в виду, что у него нет никакой личной жизни. Вроде бы так, но, с другой стороны, он обожал торчать в студии, даже сам занялся продюсированием альбомов. Лично я терпеть не мог сидеть ровно на заднице, покуривая сигареты, слушать до бесконечности один и тот же трехсекундный отрывок гитарного соло. И до сих пор не переношу. Меня это раздражает. Сделав все, что от меня требуется, я выхожу на свежий воздух. Благодаря тому, что в 70-х техника сделала большой шаг вперед, у Тони всегда было искушение добавить кусочек, потом еще один, и еще один. В этом смысле, он так просто не сдавался. И ему хватало терпения. Никто с ним не спорил, потому что, неофициально, он был лидером группы.
Гизера тоже все достало, его раздражало то, что я морочу ему голову текстами. А что мне оставалось делать, ведь парень был гением. Припоминаю, когда мы были в «Morgan Studios», он взял выходной и поехал к себе в деревню. Звоню к нему и говорю:
— Послушай, Гизер. Мне нужно несколько слов к «Spiral Architect».
Он немного поворчал, попросил перезвонить через час и положил трубку.
Перезваниваю. Гизер говорит:
— У тебя есть чем писать? Хорошо, тогда записывай:
А я ему в ответ:
— Гизер, ты что, читаешь из книжки?
Не мог в это поверить. Парень писал шедевры быстрее, чем я читал предложение.
— Так держать! — говорю я. — И к пяти вечера закончим, на хер, весь альбом!
Одной из причин трений между нами стало то, что мы «поймали звездочку», возомнили себя великими звездами рока.
В то время, подобное случалось со многими группами. Например, когда мы принимали участие в Cal Jam Festival на территории Ontario Motor Speedway в 1974 году, за кулисами все сходили с ума по-своему. «Если у них есть пинбол, мы тоже хотим пинбол. Если у них есть квадрофоническая система, нам тоже нужна квадрофоническая система». Люди возомнили себя богами. Да и сам фестиваль был проведен с небывалым размахом: около 250 тысяч фанов, выступления в прямом эфире передают FM-радиостанции и телесеть Эй-Би-Си. Рок-н-ролл никогда не делали с таким размахом. Нужно было видеть выступление Эмерсона, Лэйка и Палмера. Посреди концерта, Кейт Эмерсон играл соло на рояле, который поднимался над сценой и начинал вращаться.
Мы тоже неплохо там зажгли.
Давненько мы не играли живьем и решили порепетировать в гостиничном номере без усилителей. На следующий день прилетели на площадку вертолетом, потому что все дороги были забиты. А потом пронеслись по сцене как ураган. Я щеголял в ботинках лунного цвета и желтых лосинах.