«Я плачу только в подушку». Откровения «первой леди СССР»

Пока писала, немного успокоилась. Когда успокаиваюсь, начинаю склоняться в сторону развода. Говорю себе, что рано или поздно это все равно произойдет. И не стоит надеяться на то, что потом будет легче. Чем позже, тем больнее. Нечего себя обманывать. Хватит с меня, наобманывалась. В личных делах надо быть такой же последовательной и принципиальной, как и в работе. Надо во всем идти до конца.

Сейчас пишу правильные слова. Но знаю, что очень скоро начну сомневаться – стоит ли делать это сейчас? Столько прожито, столько передумано. Можно потерпеть еще. Рано или поздно я выйду на пенсию. Не смогу же я работать лет до восьмидесяти. Но до семидесяти или близко к тому смогу. Силы в себе чувствую и держу себя в руках, не даю расслабляться. Беру пример с Орловой. Она старше меня почти на двадцать лет[273], но до тех пор пока она не заболела, мы выглядели ровесницами. Старость можно отодвинуть физкультурой и диетой. Больше ничем. Рано или поздно я выйду на пенсию, желательно попозже. Тогда Николай сам уйдет от меня. На следующий день. Тихо уйдет, а я скандалить не стану. Все устроится само собой. Главное, чтобы хватило выдержки и терпения. Хватит ли?

Вспоминая 42-й год, понимаю, что сейчас я страдаю сильнее. Странно. Казалось бы, должно быть наоборот. Я стала старше, закаленнее. Сейчас нет войны. У меня на руках нет маленького ребенка. У меня совсем иное положение, а вот переживаю сильнее. Возраст сказывается? Или больнее от того, что на первую рану наложилась вторая? Я по натуре оптимистка. Всю жизнь считала себя такой. Но сейчас мой оптимизм куда-то исчез. Не знаю, что мне делать. Мне тяжело. Душно. И никакого просвета. Никакой отдушины. Устала быть сильной. Завидую тем женщинам, которые могут позволить себе быть слабыми. Тем, которые могут рассчитывать на поддержку любимого мужчины. Если бы Николай любил и поддерживал меня, я бы такие горы своротила! Заявляю об этом без хвастовства. Когда душа спокойна и есть на кого опереться, можно горы ворочать.

Вся моя беда в том, что я слабая женщина, которая изо всех сил старается казаться сильной. Вот уже который год играю роль Железной Фурцевой. Да так успешно, что впору «народную» давать. Никто же не догадывается, какая я на самом деле. Даже мама говорила, что я – кремень. А брату Сереже говорила: «Это Катька у нас мужик, а ты – баба». Мне было неловко – зачем она обижает Сережу? Но втайне я гордилась – вот я какая крепкая, все мне нипочем! Пока не испытаешь настоящих ударов, легко гордиться.

Не знаю, как быть. И посоветоваться не с кем. Только с самой собой. А сама себе я плохой советчик.

Без даты

К комплиментам я отношусь не слишком серьезно, поскольку большая часть их говорится только из вежливости. Но иногда похвала западает в память. Когда датская королева[274] сказала мне, что она мечтает сделать для своей страны столько, сколько я сделала для своей, у меня было такое чувство, будто меня орденом наградили. Надеюсь, что ее мечта сбудется. Позавидовала ей – наверное, очень просто управлять маленькой Данией. Для меня всегда было очень важно иметь возможность контролировать все лично. На уровне райкома это получалось без труда. На уровне горкома уже было трудно, но я старалась, а когда речь идет обо всем Союзе, то волей-неволей приходится полагаться на других. А они часто подводят.

23 августа 1974 года