Я (почти) в порядке

Они молча пили чай. Дождь хлестал по окнам, как в той автомойке из придуманного Эмметтом сравнения. Она представила, как он приставляет к дому стремянку, чистит водостоки. Представила, как рассказывает об этом Лионелу. Он заметил бы, что они были забиты, приехав к ней во время дождя. Лионел посмотрел бы вверх и сказал бы ей своим зычным голосом альфа-самца, «короля горы», «большого брата»: «Я могу сам, или тебе придется кого-то вызвать – надо почистить водостоки». Она гордилась собой, что позаботилась обо всем до того, как Лионел обратил на это внимание.

– А это? – спросила она, коснувшись крыльев бабочки.

– О них говорить я не готов. И об этом тоже, – сказал он, указывая на обрывок раскраски – детское сокровище.

– А что с этим? – Она подняла маленькую Библию.

– Это моего деда, подарена ему родителями в день, когда он родился. – Он открыл книгу, чтобы показать ей дарственную надпись внутри.

Самюэлу. Добро пожаловать на Землю. 29 марта 1933 года.

– Ты рос в религиозной семье?

– В баптистской.

– Я тоже.

Для человека, который накануне пережил сильные чувства и хотел покончить с жизнью, Эмметт был на удивление как-то напористо спокоен. То, что заставило его оказаться на мосту, должно было быть действительно по-настоящему невыносимо. Думать о том, что это могло быть, – как смотреть, не моргая, на слишком яркий свет. Глаза Талли увлажнились.

– Тебя огорчают разговоры о Боге? О религии?

– Да нет, – сказал он.

– Вот вчера ты сказал: «Что, если Бога нет»… Ты так считаешь?

– Я считаю, что Бог есть, но мы ему безразличны.

– Для меня это как-то слишком жестоко. Он там есть, но Ему все равно. В такого Бога я не могу верить, – сказала она.

– Но когда все темно и безнадежно… именно так и чувствуешь.

Талли оценила его ответ. Она понимала, что исцеление – если и когда оно наступало – проходило пошагово, так же исподтишка, как дни, становившиеся длиннее или короче. Временами едва заметно, медленно. Она и сама пробуксовывала в устье этой реки, где грусть переливалась через край, приводя к исцелению и радости. Ей было легко верить в Бога, даже в самые тяжелые моменты. Даже когда она сидела и слушала, как клиенты рассказывали ей свои тайны: словно кто-то так долго держал сокровенных ужасающих демонов под замком, что они превращались в облако черной смерти, грозящее целиком поглотить человека в тот момент, когда он наконец решался заговорить о них. Она видела, что людям удавалось выбраться из той темноты. Она знала: Бог есть.

Когда у людей было по-настоящему неблагополучно, большинство хотело добиться улучшения, только не знало как. Вот и приходили к ней в кабинет просто из желания узнать больше о себе и научиться жить в этом мире. Ее не то чтобы причисляли к христианским психоаналитикам, но, если возражений не было, она не упускала возможности обмолвиться клиентам-христианам, что в Библии говорилось о самых разных, в том числе часто о никудышных, сбитых с толку и несчастных людях. Убийцы, воры, да кто угодно – Иисус один был без изъяна, но Он окружил Себя людьми с изъянами. Библия была полна неожиданностей и сомнительных героев, людей, совершавших ошибки. И даже когда ей этого не хотелось, она часто вспоминала дрожащий голос Одетты, эхом отдававшийся в лестничном проеме у их квартиры, когда Талли приехала туда и с решительным видом поговорила с ней вскоре после того, как съехал Джоэл. Талли смотрела прямо на коварное лицо Одетты, на застывший розовым завитком рот. «Сожалею. Все совершают ошибки», – сказала Одетта.

Это то, что Талли всегда говорила клиентам, уверяя их, что и сама совершила множество ошибок. Быть человеком оказалось нелегко, как доказала жизнь, и искать легкий путь тут бесполезно. «Вы человек и должны как-то с этим примириться. Простить себя. Разрешить себе глубоко чувствовать, расти и учиться», – говорила она.

– Эмметт, а во что ты по-настоящему веришь? Глубоко в душе, не раздумывая.

– Я верю в Бога… только думаю, что Он забыл обо мне.

По спине Талли пробежал холодок, будто камень нарушил водную гладь, но в доме было очень тепло. Она встала и открыла кухонное окно, экран забрызгало дождем. Намок плинтус, их обволокло влагой и запахом сырых листьев.

– Ну вчера на мосту Он о тебе не забыл. Держал тебя в Своих руках, не отпускал. И не отпустит… ведь даже когда кажется, что Его нет… Он есть.

Эмметт молчал.

– А вот он для тебя важен? – спросила Талли, взяв его рюкзак двумя пальцами, будто это мокрый скунс.

– Нет. Лучше бы он вообще исчез.

Эмметт

Дождь утихал. Талли открыла заднюю дверь и указала на газовый гриль, по ее словам, принадлежавший Джоэлу.

– Им ни разу не пользовались. А давай поставим его и зажжем как жаровню? – предложила она.