Талли сходила в спальню и вернулась с пачкой свадебных фотографий. Она показала ему ту, что была сверху: она в саду в длинном кружевном платье стоит рядом с одетым в смокинг и улыбающимся в камеру Джоэлом и смотрит на него. Она запихнула фото в пустой рюкзак Эмметта.
– Хочешь, поговорим вот о чем: почему ты хочешь, чтобы он исчез? – спросила она.
– Да нет, не хочу. Он мне больше не нужен, вот и все. Ты…
– Нет. И у меня есть другой рюкзак, который я могу тебе отдать, – сказала она, как всегда, подумав наперед. Талли, наверное, каждое утро составляла список дел, у нее никогда ничего не заканчивалось, она никогда не забывала оплачивать счета. Наверное, ни разу в жизни не просрочила библиотечную книгу.
– И пообещай мне, что перестанешь таскать с собой пачки денег, – попросила она, поднимая крышку гриля. Его разинутая пасть зияла чернотой.
– Да, мэм, – сказал он и поставил рюкзак на железную решетку.
– Полегче со словом «мэм».
– Виноват.
– Наверное, стоит сказать несколько слов. Я начну. До свидания, туда им и дорога, – сказала Талли.
– Прощай, рюкзак. Было время, я любил тебя, но теперь нет. Ты грязный, а мне нужен новый. Но знай: я тебя никогда не забуду, – опустив голову и сложив руки перед собой, произнес Эмметт. Глаза у него были закрыты, но он приоткрыл один и взглянул на Талли, давая понять, что вполне можно вместе с ним тихо посмеяться – и она не заставила себя ждать.
– Да будет так, – сказала Талли. Она открыла газ, щелкнула зажигалкой, поднесла пламя к зеленой ткани, прямо у них на глазах она подожглась. И стала гореть.
Эмметту и Кристине нужно было кое-что купить к первой совместной поездке. Была весна, у них были серьезные отношения с самого первого свидания в конце лета. От его дома они на машине направились в Ред-Ривер-Гордж, часа два езды на север. В старшей школе Эмметт с молодежной группой прошел пешком часть Аппалачской тропы, и у него имелось туристическое снаряжение. Ему также нужен был новый рюкзак меньшего размера. Он и Кристина съездили в большой туристический магазин в получасе от города. Он взял с полки черный рюкзак, но Кристина заявила, что черные рюкзаки навевают на нее грусть. Он взял оранжевый, но она сказала, что цвет слишком назойливый, аварийный. Когда Эмметт взял темно-зеленый, которому впоследствии суждено было гореть на гриле у Талли, Кристина сказала, что он в самый раз.
Был апрель, до розового полнолуния оставалось две недели. На стоянке лагеря Эмметт приготовил семгу с хрустящей корочкой и белую фасоль в томатном соусе с душистым тмином. После еды у костра под бездонным черным небом они покурили. И только когда забрались в палатку, сытые и смеющиеся, Эмметт обнаружил, что забыл важнейший для туризма предмет, который собирался привезти: презервативы. Они пользовались ими всегда, исключения не предусматривались. «От противозачаточных таблеток я становлюсь совершенно сумасшедшей. Просто не могу их принимать», – давно предупредила его Кристина.
– Извини меня, пожалуйста. Это должна была быть наша первая романтическая поездка на уик-энд, а я все испортил, – сказал он. Она голышом лежала в его спальнике, весенний ветерок нес аромат, рождавшийся между ее ног. Однажды на работе он прошел мимо таза со спелыми нектаринами, и от них шел такой же резкий и сильный мускусный запах, как от нее.
– Ты слишком драматизируешь. Все нормально, – сказала она.
– Я так хотел, чтобы все прошло идеально, чтобы можно было сбежать из города… на одну ночь. Твоя семья…
– Слушай, моя семья – это полный отстой. В ней есть даже реальные члены ККК[49]
. А мой отец всегда ненавидел твоего. Мы оба это знаем! К черту их всех, ладно? Они нам не нужны, – сказала она.– И все же они твоя семья, с этим ничего не поделаешь.
– Отец пригрозил, что перестанет давать мне деньги, если я с тобой не порву, но знает, что я этого не сделаю. Я же здесь, с тобой! Там, где хочу быть. Не нужны они нам. Никто не нужен.
– Мне жаль, что я забыл презервативы.
– А мне нет, – сказала она, привлекая его к себе, на себя, направляя его внутрь.