Я, подельник Сталина (СИ)

— И мне девять лет… Пьяные приходили к ней… А я зажимаю маленьким сестренкам рты, чтобы не ревели… Кто наши слезы вытер? Слышишь ты?.. Утром беру этот проклятый рубль… мамой заработанный рубль, и иду за хлебом…

Марату почудилось что-то неправильное во всем этом. Не верю и все тут! Подсознание настойчиво пыталось достучаться до сознания и сообщить что-то очень важное. Нет, никакой фальши, Большеусый искренен в своем порыве. Почти катарсис, ядрена вошь. И в тему. Трудно возразить по существу, если ты не законченный циник и мерзавец. Но что же тогда смущает Марата? И тут его озарило. Уяснение нестыковки ударило молнией и прорвалось бешеным потоком.

— Ты кто таков на самом, тварь усатая? С какого времени приперся, куда дел настоящего Сталина? Нечего комедии ломать, а я-то почти поверил!

Большеусый оторвавшись от книги, бросил на него недоуменный взгляд.

— Потрудись внятно объясниться, какой-такой комедия я перед тобой ломаю…

Книгу читал сносно, а тут сразу проступил явственный кавказский акцент. Волнуется человек. Но Марат уже не верил во все эти иезуитские штучки. Сжав и расслабив все тело для мгновенного броска, уже тихо процедил сквозь сжатые зубы:

— И что, совсем не было настоящего Сталина — Джугашвили? Ты завалил его потихоньку? Под личиной кровавого диктатора работал попрыгунчик во времени?

Плавными движениями встал с кресла, начал медленно приближаться к собеседнику. Змеей прошипел:

— Это какой же мразью надо быть, отправиться в прошлое и убить миллионы и миллионы людей. Остренького захотелось, нервы пощекотать, потомок хренов? Говоришь, я мягкотелый, но на тебя меня хватит, сука ты приблудная. Об одном прошу, скажи, из какого ты времени? Скажешь — сдохнешь быстро, без мучений…

Марат действительно намеревался разорвать его руками. В той, настоящей жизни был пацифистом, а тут сам себя не узнал: неистовая ярость переполнила каждую клеточку. Рвать, именно разорвать ублюдка на части, иначе не утолить жажду мести за всех безвинно убиенных, иначе ненависть разнесет в клочья самого Марата. Однако Большеусый явно не собирался драться. Так же сидя в кресле, примирительно вытянул обе руки ладонями вверх и вперед.

— Убить никогда не поздно. Ты только скажи, почему это я не Сталин. Товарищу Сталину это очень интересно.

Вот ведь гад, руки не дрожат, голос спокоен, не боится ни черта. Но это уже лишние детали, примериваясь для атаки, Марат вкрадчиво произнес:

— Что, сука, за лоха меня держишь? «Поднятая целина» написана после коллективизации, настоящий Сталин никак не мог бы цитировать Давыдова в 1925 году.

У собеседника на лице мелькнула искра понимания. И началось. Откинувшись на спинку кресла, он начал хохотать. Наблюдая за ним по прежнему ссузившимися глазами, Марат внутри чуток сдулся — совсем ведь непонятная реакция у человека, которого собираются убить голыми руками. А Большеусый клокотал, грохотал смехом, порою срываясь на фальцет. От переизбытка душившего изнутри веселья прихлопывал себе по коленям. Марат растерянно ждал, чем все это кончится. Наконец-то, чуть отдышавшись и утирая слезы, Большеусый вновь обрел дар речи:

— Извини, дорогой. Наверное, я переволновался от разговора с тобой. Вот и сорвался, никак не могу остановиться. Так все это комично.

Марат не разделял его благодушия.

— Ты не у меня, ты у миллионов репрессированных прощения проси. У солдат, трупами которых завалил танки Гитлера. У Всевышнего прощения проси. С ним ты совсем скоро встретишься. Гарантирую!

Большеусый стал чуть серьезнее, хоть в глазах по прежнему скакали развеселые чертенята.

— Так ты принял меня за попрыгунчика во времени? И готов был убить? По глазам сразу понял, убил бы. Что же, хвалю и благодарю — ты в некотором смысле заступился за настоящего Сталина, которого якобы подменил подлый пришелец из будущего. Кто о чем, вшивый о бане.

Большеусый опять хохотнул, но быстро взял себя в руки.

— Так вот, именно я — товарищ Сталин, плоть от плоти своего народа и времени. А с гениальным романом товарища Шолохова, действительно, промашку допустил.

Продолжил уже чуть строже.

— Вот ты меня все укоряешь, дескать, не сумел предвидеть последствия своих поступков. Чья бы корова не мычала, так сказать, а твоя бы помолчала. Сам-то, как следует не подумав собрался меня убивать. Горяч, понимаешь! Да если бы в руководстве партии сидели такие необузданные товарищи, такое бы творилось, не приведи Господь! Нет, таких не держим. У настоящего большевика только сердце горячее, а ум холодный.

— …и чистые руки, — покорно докончил фразу Марат. Чего уж скрывать, менторский настрой Большеусого опять с панталыку сбил. Будто нашкодивший школьник стоит перед директором школы!

— Чистые руки? А что, хорошо звучит. И правильно. Надо будет запомнить. Так вот, если ты, дорогой потомок, прежде чем скалить зубы, стал мыслить логически, и сам бы догадался. Не стал бы обзываться нехорошими словами.

— И что бы я понял?