Я, подельник Сталина (СИ)

— Ты к счастью не видел, как жестоко и бессмысленно были убиты твои товарищи на дальнем выгоне! Кому мешали юные парни, им бы жить да жить. Салават пытался закрыться рукой, ему сначала эту руку шашкой перерубили, потом полоснули по шее. А Забира сзади по затылку рубанули, видимо, он пытался убежать, да разве от конного уйдешь! Да, племянник мой дорогой, для защиты других людей приходится и убивать, если ты мужчина. Я горжусь тобой!

— Да, умом понимаю, но все равно пакостно на душе… Дядя, сами отпишите дедушке, как все случилось. Пусть помолится, объяснит богу, как все так вышло. Мне может и не поверит, а его точно послушает и простит…

Имаметдин приобнял племянника.

— Простит, Габдулла, обязательно Всемилостивый простит. И как мусульманин, и как комсомолец ты не мог оставаться в стороне в такой страшный час.

— Вы еще не видели, что в Учалах творилось… А за Салавата хоть сейчас глотки зубами рвал бы бандитам! Я же обещал подтянуть его по арифметике, ко мне все по имени-отчеству обращался. Говорю ему, братишка, я тебе «товарищ» или просто «агай», а он спорит, дескать, учительница объяснила — к уважаемым людям следует обращаться только по имени-отчеству. И сам на учителя мечтал выучиться… — Габдулла рукавом вытер набежавшие слезы.

— А винтовку тебе разрешили с собой взять? — поспешил сменить тему Имаметдин. Так уж устроен был Габдулла, не мог долго печалиться, во всем искал и непременно находил хоть что-нибудь позитивное. Вот и сейчас разом встрепенулся.

— А как же! За мои героические подвиги по борьбе с подлой контрреволюцией товарищ Галеев приказал носить оружие с собой, — по привычке чуть-чуть дофантазировал. Скороговоркой и намного менее пафосно, в надежде, что дядя не обратит внимание, уточнил, — потом, когда-нибудь позже, сдать военруку.

— Так вот, товарищ Гильманов, бери свою геройскую винтовку и смени на посту курсанта Абдуллина. В педучилище. Девчатам с таким защитником спокойнее будет. Только сначала инструктаж у товарища Васнецова. Выполнять!

— Есть!

Очень спешил обратно Габдулла, понятно ведь, требовалось срочно доложить о мятеже невесть откуда набежавших контрреволюционеров. Особенно о предателях среди коммунистов и комсомольцев — вдруг такие и среди своих завелись? В запале и не заметил, как все переменилось на территории ширката. Сейчас, выйдя из кабинета с интересом огляделся. В глаза бросалась сторожевая вышка. То, что это вышка и именно сторожевая, юноша догадался сразу. Зимой сами отбирали в лесу и хлыстами, волоком свезли высоченные сосны. Такие, чтобы не особенно толстые и прямые. Сергей Петрович тогда объяснил, дескать, будем ставить сторожевую вышку. Привезли, ошкурили и вроде забыли. Не до того было и, в принципе, незачем. А как сейчас приспичило, за день соорудили. «Молодцы!» — мысленно одобрил Габдулла. С трудом преодолел желание тут же вскарабкаться по лестнице и оглядеть все сверху: некогда, у него приказ начальника ширката. Но в виде компенсации позволил себе не спеша оценить сооружение взглядом бывалого вояки. Неплохо! Площадка для караульного сверху закрыта крышей из толстенных половых досок, с боков обита железными листами. Пуля пробить-то, пробьет, но враг не сможет вести прицельную стрельбу, когда караульный укроется. Караульный, Шамиль из четвертого звена бригады № 2, приметив председателя комитета курсантов, стал обозревать окрестности с несколько демонстративным усердием.

— Эй там, наверху! — гаркнул Габдулла. — Тебе там сверху, наверное, все видать, где сейчас товарищ Васнецов?

— На плацу, товарищ Гильманов!

— Благодарю за службу, товарищ Таипов! — эту формулировку Габдулла услышал сегодня в кабинете у начальника милиции. Услышал и запомнил на всю жизнь — до того завораживающе красиво звучит. Шамиль не нашелся, как ответить, он ведь и по-русски пока толком не понимает, просто расплылся в счастливой улыбке.

Плац — утрамбованная щебнем площадка за приземистым учебным корпусом. Там у них проходят торжественные построения в начале каждой недели и по праздникам, а по будням — занятия по строевой подготовке. Габдулла солидно потрусил в ту сторону.

На плацу строем стояли семь курсантов. Сергей Петрович что-то им разъяснял, стоял спиной и Габдуллу не видел. Памятуя, как строг военрук во время занятий, юноша предпочел тихонечко встать в сторонке и подождать. Подивился, как изменились товарищи. Сосредоточенные, с мрачной решительностью на свежих юношеских лицах. Будто за день повзрослели, постарели лет на десять. Даже балагур и весельчак Тагир сурово стиснул губы, а лоб пересекла глубокая складка. «А-а, они же с Салаватом друзья. Были друзьями…» — вспомнил и вновь опечалился юноша.

— Начальник караула, развести наряды по «секретам»!

Только после этой команды Габдулла строевым шагом подошел к Сергею Петровичу. Но доложиться как положено не вышло, наплевав на насаждаемую им же субординацию, военрук просто обнял парня: «Наслышан! Я так и знал, ты не подведешь!» Подробнейшим образом расспросил, как там все было.

— С боевым крещением, товарищ Гильманов!