— Только от нас до Англии не долетит. Придется тащить орудие на десяти тракторах к западным границам нашего родного Советского Союза.
Нет, за увлекательным трепом Габдулла не забыл о своих обязанностях часового. Просто Сергей Петрович разъяснил, он не должен нести караульную службу как остальные. Незачем. Жилой корпус училища стоит внутри огороженной территории. Все подступы отлично просматриваются и простреливаются с вышки и со спешно возведенных постов по всему периметру. Прежде чем направиться к девушкам, они вдвоем обошли все семь укреплений, сложенных из мешков с песком. Чего-чего, этого добра хватало — завезли для многочисленных строек. Сейчас, правда, необходимость в мешках почти отпала. Ибо успели отрыть окопы в полный профиль. «Твоя задача, — сказал военрук Габдулле, — своим бравом видом приободрить девчушек. А то, как привезли с дальнего выгона тела павших курсантов, у некоторых случились припадки. Одна совсем разум потеряла, заголосила по дурному, попыталась убежать в лес. Этого только не хватало! Два часа назад наблюдатели заметили около полевого стана отряд, два-три десятка всадников. Черт их знает, кто они…» Несмотря на возложенную гуманитарную миссию, юноше приказал быть начеку. Винтовок мало, всего 12, это еще учитывая трофейную «мосинку» Габдуллы. Остальные девять у боевого охранения ближнего выгона, куда перегнали скот и с дальнего пастбища. Мало оружия. «Нас, имеющих боевой опыт, еще меньше. Будешь в моем резерве. Еще неизвестно, как поведут себя остальные курсанты, если не дай Бог, над головами начнут свистеть пули. Мальчишки ведь еще совсем, необстрелянные», — после такого напутствия Габдулла всеми фибрами души ощутил, что он сейчас — настоящий мужчина. Не в возрасте тут дело, не в ширине плеч, а в непреклонной решимости защищать более слабых и робких. Наперекор всем обстоятельствам, даже против всего мира, даже ценой собственной жизни…
Ясно и даже хорошо стало на душе, Габдулла подивился такой внезапной метаморфозе. Если рассеять все дымовые завесы, за которыми любят маскироваться трусость, эгоизм и гордыня, все очень просто. Есть свои, которых он должен и может защитить, есть чужие, неважно, зачем и почему, но представляющие на данный момент смертельную опасность для своих.
Так было в гражданскую войну, так стало и сейчас. Лишь одна, но огромная разница: в лихолетье своими были ближайшие родственники и часть односельчан, весь остальной мир — враждебные чужие; сейчас же, чужие — всего лишь кучка мятежников, да пусть будет хоть целый миллион, все равно их намного, намного меньше своих — всего населения огромного Советского Союза. Какое это сладостное чувство, когда свои — все твое окружение, вся твоя страна с южных гор до северных морей! Родимая, несокрушимая, необозримая… Несмотря на свою молодость, Габдулла не обольщался: даже красные не всегда были своими, много всякой мрази ходило и под красными знаменами. Еще неизвестно, под какими флагами их было больше. Но красные сумели не только победить в кровавой круговерти войны всех со всеми, но и стать той закваской, что превратила подавляющее большинство людей в своих меж собой. По большому счету, только это и имеет значение.
Уже приехав в Учалинский район, Габдулла услышал историю, комичную и трагичную одновременно, ярко характеризующую те смутные времена. Может быль, может народ и присочинил, однако курсант Лукманов из деревни Уразово божился, что так и было на самом деле. Короче, товарищ Муртазин, ныне заместитель наркома обороны СССР, а тогда командир небольшого отряда, проходил по этой деревне. Бричка у них сломалась. Разыскали и привели к командиру местного кузнеца, которому было велено починить нехитрый транспорт. Мастер исполнил задание на совесть. А как же, грех не оправдать доверие земляка, успевшего снискать славу своей безоглядной удалью. Да и куда ему, собственно говоря, было деться? Осмеливающиеся перечить вооруженным людям в те времена жили недолго. Ровно столько, сколько требовалось чтобы передернуть затвор винтовки. Поблагодарили, стало быть, понятливого коваля за работу и двинулись дальше. Спустя несколько дней тот же отряд под предводительством того же командира проходил через деревню уже в обратном направление. Муртазин приказал доставить перед свои грозные очи того кузнеца. Мастер явился почти без опаски, а как же, они же сейчас почти приятели. Только вот Муртазин не стал спешиваться, дабы должным образом приветствовать знакомца. Наклонившись с седла, одной рукой ухватил за грудки и приподнял до своего уровня опешившего кузнеца. Не силой он бахвалился, не до того, сумрачно было на душе. Вплотную, нос к носу приблизил и прямо в лицо рявкнул:
— А что это ты, нехороший человек, помогаешь белякам?
Тот пролепетал, мол, видеть не видел, знать не знает ни про белых, ни про зеленых и прочих синих. Но командир не унимался:
— А кто, если не ты, чинил бричку белякам несколько дней назад?!
Кузнец под конец запутался:
— Так ты же сам велел, неужто забыл?
— Расстрелять! — коротко приказал командир сопровождавшим бойцам.