Я подобрал это на свалке

Высадил я женщин обратно на корабль. Мать записала на носитель, подходящий к их аппаратуре, и передала записи того, что творится уже сто сорок девять «витков» у них на Родине. А в ангар их мастодонта-корабля я впихнул то, что осталось от спасательной капсулы, и доверил честь погребения последних «павших в неравной битве» доблестных воинов самим юменжам.

Материалы бортового журнала, само-собой, Мать мне скопировала.

После чего я стал просто ждать.

Реакция мужчин оказалась… хм… Скажем так: куда разумней, чем у самок.

На третий день после просмотра материалов и погребения тел, командир сам попросился ко мне.

Ладно, я даже согласился сбавить «Ж» снова до ноль трёх.

Мать воспроизвела из нашего запасного ремонтно-подручного материала нечто, отдалённо похожее на их кресло, но всё равно ящеру было на нём не слишком удобно в скафандре. Ладно, хоть не лежал раскорячившись на полу — я знал, что так он чувствовал бы себя…

Унижаемым.

— Мы убеждены, что запись, переданная нам — подлинная. И одного из членов погибшего экипажа мои коллеги опознали… Хочу… — он мялся. А без подключённых датчиков Матери было трудней наблюдать его эмоции. Хоть и не намного, — Э-э-э… поблагодарить за прояснение ситуации с нашей планетой.

Я помалкивал себе, и ждал, что же решили уцелевшие последние юменжи — как насчёт себя, так и насчёт людей. Видать, трое бессонных суток сказались: ящер (это я определил и без подсказки Матери!) был очень опечален.

Будь это парой недель раньше — я бы только позлопыхал. А сейчас…

Почему-то было жаль этих курицыных сынов. Может, не все они такие закостенелые мерзавцы, как их Правительство?..

— Ещё хочу спросить — по поручению всего нашего экипажа: что вы, неизвестный агрессор, собираетесь делать с нами?

Я вздохнул. (про себя, конечно.)

— Агрессор… Зови меня Мак. Для простоты. А как твоё имя?

— Я… э-э… Меня зовут Криндах-Долфар-Тацелтон восьмой из Рода Хропастос.

— Хорошо. Если ты не против, я для краткости буду звать тебя Крин. — он равнодушно кивнул. Я понял, что ему плевать, как я буду звать его — хоть, как говорится, горшком: он обеспокоен судьбой своих собратьев, теперь последних на свете юменжей.

— Отвечаю на твой вопрос, Крин: ничего я не собираюсь с вами делать. Всё уже сделано до меня… двести лет назад. Впрочем, не обольщайтесь: это мог бы сделать и я, если бы там всё было так же, как и здесь, и я не смог бы убедить ваше чёртово Правительство сделать по-моему… э-э… мирными способами. Мы, так называемые гуманоиды-млекопитающие, очень… не любим, когда превращают в рабов наших соплеменников.

— Да, это я уже понял… Могу в наше оправдание сказать только одно: мы не считали своих… гуманоидов — разумными. Ну, они… С нашей точки зрения… вели себя как обычные стадные животные. Ещё раз приношу наши извинения. Теперь нам понятней мысль о том, что каждая раса имеет право на самостоятельное развитие. В том стиле и духе, которые ей нравятся.

Он замолчал и отвернулся. Бедняга. Он явно пребывал в таком же шоке, как и я — когда Мать «пошутила» насчёт наших коров, свиней и овец.

Да, мне-то, например, точно было бы в новинку, если бы к нам на землю прилетели, скажем, ослы — бороться за права их земных «собратьев».

Однако эти бедняги достаточно наказаны. Пусть я даже не знаю, кем, им-то от этого не легче. Я нарушил затянувшуюся паузу:

— Извинения приняты. От лица… земных гуманоидов я обещаю: каких-либо репрессий, или враждебных действий с моей стороны, и со стороны нашего Руководства против вас предприниматься не будет.

Конечно, если вы не надумаете снова производить свой струх.

А сейчас, после того, как будут выведены на поверхность, и обеспечены кровом и питанием все местные гуманоиды, вы сможете улететь… Куда захотите.

— Спасибо. Мы и сами понимаем, что чем быстрее это произойдёт, тем лучше… Вряд ли другие гуманоиды из вашего племени будут рады нашему присутствию здесь. Но вот лететь нам… Разве только Домой.

— Да, наверное. Кстати, хотел спросить: почему вы не пытались основать свою колонию здесь, в смысле, на планете?

— Мы… Не было такого приказа.

— А если бы был?

— О! Это было бы всё равно очень трудно! Для нас там слишком холодно.

— Что?! Холодно?! — я забыл, что не мог прочувствовать, что там творилось у них на корабле — я же был в скафандре. На мой вопрос Мать сразу ответила: по Цельсию — плюс сорок семь. Ого! Пожалуй, действительно, местная среднесуточная температура в плюс двенадцать им не совсем по зубам. Ну, точнее — по зубкам…

— Да, очень холодно. Мы смогли бы жить, только выходя из помещений в очень тёплой одежде. А у нас… такой нет. Да и сшить подходящую было бы трудно. И не из чего. А жить в скафандрах нереально.

Глядя на огромные четырёхпалые ноги, трёхпалые лапки, и всё остальное, я не мог не согласиться: быть модельером у таких созданий — не слишком благодарная работёнка. Хм. Ну тогда, наверное — действительно, домой. И пусть сейчас у них и жарковато, но…