Следующая встреча произошла спустя восемь лет. Люк почти смирился и перестал верить, что его мечты, которые Сила подкрепляла редкими видениями, осуществятся. Закрывая глаза, обращаясь к невидимой для окружающих тонкой нити связи, он по-прежнему проваливался в темноту, которая заслоняла собой все остальное.
Храм Джедаев, полузаброшенный, древний, похожий на каменные глыбы, разваленные посреди пустыни, которую люди забросили в страхе перед Империей, напоминал об уничтоженном Ордене. Люк Скайуокер, надежда Республики — он помнил обещание передать наследие джедаев. Чувствовал необходимость хотя бы попытаться вернуть традиции, так тщательно вырванные из галактики его отцом, что до сих пор, стоило ему задать вопрос в кантине или на улице, со всех сторон поворачивались встревоженные, испуганные лица.
Бен прилетел один. Его прибытие Люк почувствовал задолго до того, как увидел крошечную точку в небе. Несколько учеников — самые талантливые или внимательные — подошли спросить, что происходит. За Беном тянулась хорошо различимым шлейфом Темная Сторона.
В письме, которое Бен передал Люку вместо приветствия, Лея просила обучить сына. Буквы не могли передать тревогу матери, но Люк чувствовал ее между строк. Она боялась. Он и сам, глядя на Бена, испытывал беспокойство.
— Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь спать.
— Как скажете, — ответил Бен голосом взрослого человека, которому было безразлично, что произойдет дальше. От мальчишки, который когда-то поднимал в воздух модели истребителей, не осталось и следа. Все заслонила плотная тень, и когда Бен шел, его фигура клонилась к земле под ее тяжестью.
— Завтра утром ты начнешь обучение. Познакомься с остальными учениками, Бен, — Люк остановился в просторном холле храма, где собрались почти все, передавая друг другу новость о прибытии еще одного ученика.
Бен посмотрел на них ничего не выражающим взглядом и промолчал. Они в ответ неловко улыбались. Люк так и не создал церемонии, подходящей случаю. Любые церемонии вызывали в нем либо улыбку, либо неприятные воспоминания о разговорах со стариками, которые видели все своими глазами, но мечтали забыть.
К обучению Бен отнесся небрежно и без тени энтузиазма. Механически выполняя то, что ему говорили, он витал в облаках. Несмотря на это, ему удалось достигнуть успехов, но сам Люк мрачнел с каждым днем, как будто настроение, привезенное племянником, было заразно.
— О чем ты думаешь? — спросил Люк после очередного урока, во время которого ученики обсуждали старый Кодекс.
— Мне не о чем думать, — ответил Бен. — Я ни о чем не хочу думать, — добавил он после. — Почему ты не прилетел?
У Люка было много ответов на этот вопрос, восемь лет, которые их разделяли, не прошли бесследно. Проигрывая в голове возможную встречу, Люк придумывал все больше подходящих слов. Но теперь, когда вопрос был задан, они исчезли из памяти.
— Я ждал каждый день, — продолжил Бен. В нем появилась раньше несвойственная ему беспощадность. — Каждый вечер я просил тебя прилететь и забрать меня оттуда. Потом, когда я понял, что это бессмысленно, стало лучше.
— Чем ты занимался? — спросил Люк. Он знал, что у него больше нет права отвечать на самый важный вопрос. Теперь никакие слова не помогут исправить случившееся.
— Научился летать, — Бен усмехнулся. Было похоже, будто Хан напился в кантине, заглушая боль от крупного проигрыша, но в этой усмешке, помимо циничности Хана, сквозила присущая Лее строгость.
— Ты стал пилотом, — сказал Люк. Он пытался быть мудрым, понимающим, и в нем пробуждалась ненависть к самому себе. Разве так вел себя Бен Кеноби? Разве так говорил Йода? Сейчас они посмеялись бы над Люком.
— Я стал никем, — ответил Бен. Жестокая усмешка повторилась. — Чему ты хочешь меня научить? Показывать фокусы? Пройдет пара лет, они заставят меня вернуться и скажут подметать полы в зале Сената. Или устроят помощником секретаря, чтобы я привыкал к бумажной работе.
— Ты говоришь о родителях? — Люк не мог представить себе, как Хан заставляет сына драить полы.
— Я говорю о подпевалах мамы. Она боится меня, а они дают советы. По крайней мере, к тебе она отправила меня лично. Знаешь, зачем я здесь? Чтобы постичь мудрость Силы.
— Но ведь Хан…
— Ничего не хочу о нем слышать, — резко ответил Бен. — Он мерзавец.
— Почему ты так говоришь?
— Он бросил нас.
— Нет, Бен, он просто…
— Ты ничего не знаешь! — закричал Бен. — Ты ничего не знаешь о моей семье. Тебя не было там, когда он улетал. Раз за разом. Ты не слышал, как плакала мама. Я ненавижу его. Было бы лучше, если бы он сразу улетел навсегда.
— Хан вернется, Бен.
— Прекрасно, — Бен провел рукавом по лицу. — Пусть возвращается, мне нет дела до этого. С меня хватит.
Хуже всего для Люка было ощущать, что каждое сказанное племянником слово оставалось правдой. Несмотря на резкость слов, они были правдивы. Хан и Лея попытались совершить невозможное, но все, что им удалось — сохранить подобие дружбы, которая была тем крепче, чем дальше они были друг от друга.