Я помню, в северной деревне…

Что шумишь, осина,
синенькое горе,
дочку или сына
потеряла в поле?

Тоненький листочек

оторвало ветром,
звонкий лепесточек
затерялся где-то.

Не шуми, осина,

и не гнись от горя,
где-то по России
ветер сына гонит.

Где-то по России,

где – и сам не знает,
о тебе, осина,
часто вспоминает.

Вспоминает поле,

Под обрывом речку,
Звяканье ночное
В поле том уздечек.

И зарю над лугом,

над родимым лесом,
с ветром где сдружился,
с городским повесой.

Раз дружок под осень

налетел со свистом,
облетел весь в озимь,
стал осинник чистым,

Тихим и прозрачным,

грустным, молчаливым.
Иволга лишь плачет:
листья, где вы, чьи вы?

Не шуми, осина,

не бледней от горя,
где-то по России
ветер сына гонит.

Где-то по России,

где – и сам не знает,
о тебе, осина,
часто вспоминает.

* * *

Когда осень серая,
когда осень скучная,
озими посеяла,
залегла под тучами,

я пройдусь по лесу,

с детства он знаком мне,
ни сучком не тресну,
не споткнусь о корни.

В этот день осенний,

в этот день не лучший
я брожу, рассеян,
одинокий, скучный.

Не с кем слова молвить,

с вами лишь – деревья,
и о детстве вспомнить
в крае одном древнем…

Здравствуй, друг берёза,

не устала плакать?
Листьями так слёзно
На дорогу капать.

Ну, а ты, осинка,

позвени мне тонко
веткой-хворостинкой
в колокольчик звонкий.

Что молчите, ели?

или – не напрасно?
Скоро вас метели
снегом разукрасят.

Не грустите, вербы,

над речным обрывом,
берегите нервы,
бойтесь нервных срывов.

Скоро ветер срежет

листья ваши бритвой,
хорошо бы прежде
нам поговорить бы.

Помните, как белкой

я взлетал в ваш полог
рядом с речкой мелкой,
был я юн и звонок.

А теперь, вот, осень,

а теперь, вот, ветер,
не стоните, сосны,
не ломайте ветви.

В этот день осенний,

в этот день не лучший
я брожу, рассеян,
одинокий, скучный.

Не с кем слова молвить,

с вами лишь – деревья,
и о детстве вспомнить
в крае одном древнем.

In memoriam

Сергей Орлов

Не мог я знать его – ни на войне,
и ни в краю его озёрном:
намного старше был он по годам,
Севера таинственные зёрна
в душе его росли – с войною пополам.

И вот однажды, белой ночью,

на берегу забывшейся Невы
увидел на лице его воочью
клеймо красноречивое войны.

Средь молчаливых строгих зданий

лицо то было не лицо – а лик
гигантских битв, невиданных страданий,
войны недавней онемевший миг.

На том лице, войною опалённом,

дымящемся, как поле – под огнём,
в сраженье уходили батальоны
июльским или августовским днём.

Прошел он мимо, человек обычный,

в костюм одетый, как на всех, простой,
по набережной, ко всему привычной,
с судьбой зарытых в шар земной.

Николай Рубцов