Я – посланник

А вон уже кто-то дерется.

Так всегда случается в Рождество. Люди словно сбрасывают напряжение, которое копилось целый год.

У костра я вижу Энджи Каруссо с детьми. Точнее, это они меня видят и подходят.

По ноге кто-то стучит. Я гляжу вниз и вижу одного из ее мальчиков. Того, кто постоянно плачет.

– Здрасьте, мистер, – приветствует он меня.

Обернувшись, я вижу Энджи Каруссо с мороженым в руке. Она вручает его мне и говорит:

– С рождеством, Эд.

Я с удовольствием принимаю вафельный рожок.

– Спасибо. То, что нужно.

– Это каждому время от времени нужно, – улыбается она в ответ.

По лицу видно: Энджи счастлива от того, что может хоть немного отблагодарить за услугу.

Я откусываю от шарика и спрашиваю:

– Как дела?

– А… – отмахивается она, взглядывая на детей. – Так, помаленьку. Вот пока жива, как видишь. Это тоже неплохо, согласись. – Тут она что-то вспоминает. – Да, спасибо за открытку.

Толпа постепенно относит ее в сторону.

– Пожалуйста! – кричу я вслед. – Хорошо вам повеселиться!

– Приятного аппетита! – смеется она в ответ.

Энджи уже около костра.

– Что это было? – интересуется Марв.

– Да так, одна знакомая.

До этого мне никогда не покупали на Рождество мороженое.

Я смотрю на костер и наслаждаюсь тем, как сладкий шарик холодит губы.

За спиной слышно, как отец говорит сыну:

– Еще раз увижу, дам такой поджопник, что в костер улетишь. Понял, нет?

Потом голос смягчается, и в нем звучит свирепый сарказм:

– А разве мы хотим, чтобы наш малыш упал в огонь? Нет, мы совсем этого не хотим! Да и Санта-Клаус расстроится, правда, сынок?

Марв, Ричи и я наслаждаемся этой тирадой.

– Да, – счастливо вздыхает Ричи. – Правильно говорят, Рождество – семейный праздник.

Всем нам приходилось слышать такое от отцов – уж по разу точно.

Тут я вспоминаю о своем отце. Мертвом. Похороненном. Это первое Рождество без него.

– С Рождеством, папа, – шепчу я и отвожу глаза от костра.

Тающее мороженое течет по пальцам.

Праздник все продолжается, и ближе к утру Марв, Ричи и я теряем друг друга: толпа плотная, не успел оглянуться – все, друзей не видно.

Я иду через весь город на кладбище. Долго сижу над могилой отца. С кладбища виден далекий огонек – это костер. А я сижу и смотрю на надгробие, на котором выбито отцово имя.

Я плакал на похоронах.

Слезы текли и текли по лицу, а я стоял и молчал, потому что мне не хватило мужества выйти и что-нибудь сказать. Все стояли и думали, что вот – хоронят пьяницу. А я помнил много чего другого.

– Он был джентльмен, – шепчу я, стоя над могильным камнем.

«Почему, ну почему я тогда промолчал?» Вот что меня мучает. Отец за всю жизнь не сказал никому плохого слова. Никого не обидел. Да, он не добился в жизни многого, и мама злилась, что он не сдержал обещаний, но все равно – кто-то же должен был произнести добрые слова над его могилой. Хоть кто-то.

– Прости, пап, – говорю я сейчас и встаю. – Прости меня, пожалуйста.

И ухожу, мучимый страхом.

Неужели мои похороны будут такими же? Равнодушные люди постоят над могилой и молча разойдутся?

Нет, я такого не хочу. Не хочу, чтобы над моим гробом молчали.

Просто для этого нужно жить настоящей жизнью. Жить. А не прозябать.

И вот я иду.

Просто иду.

Добравшись до дома, я обнаруживаю Марва: он спит на заднем сиденье своего рыдвана. И Ричи – тот сидит на крыльце. Ноги вытянуты, спина прислонена к растрескавшемуся бетону. Приглядевшись, я обнаруживаю, что Ричи тоже дрыхнет. Дергаю его за рукав.

– Ричи, – шепчу. – Проснись.

Он распахивает глаза.

– А? Что? – Перепугался, видно, спросонья.

– Ты уснул у меня на крыльце, – объясняю я. – Иди-ка лучше домой.

Он встряхивается, смотрит на месяц в небе и говорит:

– Я ключи у тебя на кухонном столе забыл.

– Ладно, пойдем.

Я подаю ему руку, и он встает на ноги.

На часах начало четвертого.

Ричи нерешительно перебирает ключи.

– Чего-то хочешь? – спрашиваю я. – Выпить? Поесть? Может, кофе?

– Нет, спасибо.

И продолжает стоять. Не уходит.

Несколько мгновений мы глядим друг на друга и не знаем, что делать. А потом Ричи отводит глаза и говорит:

– Знаешь… что-то нет у меня настроения идти домой…

В глазах у него просверкивает льдинка печали. Но тут же тает, – Ричи ее быстро смаргивает. Просто смотрит на ключи у себя в руках. Интересно, что таится под этой спокойной, невозмутимой личиной? В моей сонной голове устало проплывает вопрос: «Такой лентяй и пофигист, как Ричи, – и вдруг проблемы? Интересно, какие?»

Он медленно, словно нехотя, поднимает на меня глаза.

– Да не вопрос, – спешу я ответить. – Оставайся у меня.

Ричи с облегчением садится за стол.

– Спасибо, Эд. Привет, Швейцар.

Пес как раз входит в кухню. А я иду наружу – за Марвом.

Хотел было оставить его дрыхнуть в машине, но потом засовестился – Рождество все-таки.

Пытаюсь постучать в окно, но рука проваливается, не встречая препятствия.

Тьфу ты.

Стекло-то выбито.

Представляете? Марв так его и не вставил! Как много времени прошло с того идиотского ограбления, а он так и не вставил стекло. Думаю, мой друг попытался выяснить, сколько это стоит, а ему ответили, что больше, чем вся машина.

Он спит, уронив голову на руки, а вокруг с жадным писком роятся комары.