Я познаю мир. Философия

Распад прежнего образа Вселенной и кризис ее надежности повлек за собой и новые вопросы со стороны беззащитного, бездомного и потому проблематичного для самого себя человека,

Наука и философия последующих веков стала создавать новый образ Вселенной, но не новый дом. Стоит только всерьез принять идею бесконечности, считает Бубер, и нового дома уже не выстроить. Даже концепция замкнутого мирового пространства Эйнштейна никоим образом не поможет: это совсем иная замкнутость, иная конечность, которая уже не рождает ощущение вселенского дома.

Такая концепция мира ставит крест на самых заветных стремлениях души, она противоречит всем ее надеждам и представлениям — этот новый космос можно помыслить, но нельзя себе представить. А человек, который его помыслил, уже не жилец в нем. Постепенно человечество вообще стало отрекаться от идеи построения дома, оно все больше становится бездомным, заброшенным в этот мир, покинутым. И вновь и вновь у него возникают вопросы о собственной природе, о своей истинной родине и путях ее поиска.

Человек, оставшийся один на один с миром, который сделался для него чужим, ищет то, что не включено в этот мир, ищет Бога, с которым он может общаться, в котором деется встретить опору и поддержку. Но каждую следующую эпоху, пишет Бубер, одиночество все холоднее и суровее, а спастись от него все труднее. Человеку придется найти силы и смысл своего существования в себе самом.

ПРОБЛЕМА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО НАЗНАЧЕНИЯ

У человека есть две жизни: одна, в которой мы подобны заведенным автоматам, приспосабливаясь к окружающему миру и обществу; и вторая, в которую мы впадаем в те редкие минуты или дни своего бытия, когда творим, когда любим, когда делаем добро. С точки зрения философии это и есть истинная жизнь — здесь мы радуемся, волнуемся, глубоко переживаем, здесь мы полностью бодрствуем. Однако все эти вещи: добро, любовь, красота, ум, совесть, честь — являются сверхъестественными, потому что не имеют никаких естественных причин. Нельзя спросить человека, почему он сделал добро (ибо если есть причина — «ядов человека, потому что он богатый и меня отблагодарит», то нет доброго поступка), нельзя спросить о том, почему, по какой причине он любит другого человека (ибо если есть причина, то нет любви — «я люблю ее, потому что она красивая», но ведь есть тысячи более красивых).

Добро, как и любовь, не нуждается в объяснении, а зло нуждается в объяснений: любой наш нехороший поступок надо объяснять и оправдывать. Мы всегда ищем причины только для бесчестия, для измены, для зла. Но если злые поступки мы часто совершаем автоматически, так же как автоматически в голову приходит только глупость (а чтобы пришла умная мысль, надо сильно постараться), то добро, честь, любовь, ум сами по себе не случаются, не совершаются в автоматическом режиме.

Как писал Мераб Мамардашвили, все эти вещи живут в той мере, в какой возобновляются человеческим усилием, живут только на волне этого усилия. Вообще ничто человеческое не может пребывать само по себе, а должно постоянно возобновляться Даже закон — его нельзя установить, а потом забыть и думать о нем: ведь его существование целиком покоится на существовании достаточно большого количества людей, которые его понимают, нуждаются в Нем, как неотъемлемом элементе своего существования, и готовы идти на смерть для того, чтобы закон был.

Мераб Константинович Мамардашвили (1930 — 1990) — российский Сократ. Очень не любил писать, при жизни вышло только три книги. Постоянно выступал с циклами лекций по философии в МГУ, во ВГИКе, Институте психологии. На них в 60—80-х годах сходилась вся интеллектуальная Москва. Лекции, которые он читал спокойно и деловито, попыхивая трубкой, записывались на пленку, сохранялись, размножались, ходили по рукам.

Мамардашвили читал лекции во многих университетах мира, причем всегда на языке принимавшей его страны, был знаком со многими мыслителями Запада. Он никогда не боялся говорить о том, что думает, и был образцом честности и искренности в мышлении. Умер в пути, в московском аэропорту.