Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика

Мне до сих пор непонятно, почему в учебных планах Академий не преподавали будущим работникам крупных штабов хотя бы сокращенных знаний по службе разведки. Пробелы знаний в этой части я особо остро почувствовал в первые дни работы в Разведуправлении Генштаба. Мне удалось за сравнительно короткий срок усвоить новую для меня работу, вероятно, благодаря оперативно-стратегическому кругозору, полученному в период работы в штабе ЛВО под руководством Б.М. Шапошникова.

«Сосватали» меня в разведку не совсем обычным образом.

После боев на Халхин-Голе командующий фронтовой группой командарм 1-го ранга Штерн, член Военного совета фронта Бирюков и я — по должности зам. начальника оперативного отдела в звании майора — приехали в Москву с докладом Политбюро ВКП (б) плана развертывания войск Дальневосточного фронта на 1940 год. Моя роль, конечно, была очень скромной: я хранил оперативные разработки в Генштабе и по мере надобности выдавал их командарму — Штерну.

Командование Дальневосточного фронта считало, что халхин-гольская авантюра — только пробный шар японской военщины. В будущем следует ожидать более крупных военных действий, возможно, даже большой войны. Для этого нам следует «держать порох сухим», то есть сверх имеющихся оборонительных сил на границах надо создать дополнительно несколько фронтовых управлений, свыше десяти полевых армий по несколько десятков дивизий в каждой и несколько механизированных корпусов.

Утверждение этого, казалось бы, очень необходимого плана на Политбюро проходило в очень крупных и жарких схватках главным образом со Сталиным и Ворошиловым. Они были основными противниками плана Штерна. Командарм с этих совещаний приезжал очень возбужденный и по-армейски круто и крепко выражал свои чувства. Все же Штерн в конце концов добился своего — план был утвержден Политбюро, и все войска к концу 1940 года были развернуты.

Сейчас, оценивая этот факт уже в аспекте истории, можно сказать, что еще зимой 1939/1940 года были заложены основы нашей декабрьской победы под Москвой в 1941 году. Эту заслугу надо приписать командарму Штерну, а также бывшему начальнику ОргМоб отдела фронта полковнику Ломову, ныне генерал-полковнику, непосредственно разработавшему план развертывания этих сил. Сам же Штерн, как уже отмечалось ранее, при «неизвестных обстоятельствах» исчез. По-видимому, трения с Жуковым во время событий на Халхин-Голе и острая дискуссия со Сталиным и Ворошиловым стали роковыми для талантливого полководца.

Трудно себе представить, как бы развернулся ход сражений под Москвой, если бы на Дальнем Востоке не было готовых к бою дивизий и если бы они не были переброшены под Москву.

Здесь уместно вспомнить уже известное читателям донесение Зорге о том, что Япония не выступит против СССР. Есть мнение, что это донесение позволило снять войска и тем самым спасти Москву от фашистского наступления. Такое толкование донесения Зорге мне кажется легковесным. Получается, что наша победа под Москвой — дело случая. Об этом говорят и зарубежные историки. Но мы, большевики, в случайности не верим. Эта победа была закономерна и подготовлена материально. Не будь готовых к бою дивизий на Дальнем Востоке и в Сибири — и донесение Зорге не имело бы решающего значения…

Я не отрицаю значения подвига Зорге. Его донесение придало нашему командованию больше спокойствия и уверенности, что в то время, учитывая обстановку всеобщей нервозности, имело колоссальное значение. О роли Зорге и его судьбе я еще буду говорить, так как в силу своего служебного положения мне довелось иметь к нему некоторое отношение.

Во время пребывания в Москве я встретился с товарищем по учебе в Академии Генштаба полковником Пугачевым Григорием Петровичем. Я рассказал ему о событиях на Халхин-Голе и о цели нашего приезда в Москву. На мой вопрос, где он работает, Пугачев ответил что-то очень невнятное. Пообещав еще встретиться, он сел в машину и уехал.

Через несколько дней в Генштабе ко мне подошел незнакомый офицер и спросил:

— Вы майор Новобранец?

— Да, я.

— С вами хочет побеседовать начальник Разведывательного управления Генштаба генерал-лейтенант Проскуров. Зайдите к нему вот по этому адресу.

Признаюсь, очень неприятный холодок сжал мое сердце. Чего ради моей персоной заинтересовалась разведка? Больше всего я опасался за мои служебные перспективы. Командарм Штерн хорошо ко мне относился, ценил меня и уже предназначил на должность начальника штаба армии. А разведка в те времена на основании Постановления ЦК ВКП (б) имела право брать к себе на службу из армии любого офицера и генерала. Мне очень не хотелось идти на беседу с генералом Проскуровым. Но, подумал я, в личной беседе докажу ему свою непригодность для работы в разведке.

Прибыв по указанному адресу, я доложил дежурному офицеру о цели визита. Мне немедленно выписали пропуск, и так же немедленно меня принял начальник Разведупра Генштаба генерал-лейтенант Проскуров.