Я, президент и чемпион мира

Ток-шоу Эки Хоперия начиналось в одиннадцать часов вечера. При входе в студию, еле застегнув пуговицы на пиджаке, я еще раз убедилась в том, что вовремя ушла с телевидения. Теперь мне предстоит здесь появляться лишь в статусе респондента, что намного приятнее. Не зря говорят, что если хоть однажды ты переступишь порог этого учреждения, то до конца жизни останешься им очарованным, и, если не примешь решение вовремя уйти, оно тебя поработит и сделает своей тенью навечно. И в отчаянно бегущем времени не нагонишь улетевших лет, не склеишь разрушенную судьбу. Что тут поделаешь, неналаженная личная жизнь — судьба чуть ли не каждого второго телевизионщика. «Хорошо, что я не в их числе», — подумала я и незаметно трижды постучала по деревянному столу.

Увы, примета лоханулась…

…Тема ток-шоу, исходя из топ-ньюса, была ясной: мой альянс с «Национальным движением». Я подтвердила свои политические симпатии к этой партии и, в частности, к ее лидеру. Говорила о качестве собственной свободы и партийной непринадлежности. Лимит на каждый сделанный шаг, согласие или запрет от партийной ячейки — это не моя стихия! Мой корабль должен плыть совершенно независимо.

— Ты явно выросла политически, — позвонил после передачи довольный Миша. — И ребятам понравилась. Ты особенно не отказывайся от вступления в партию. У нас впереди далекоидущие планы, а ты — их часть. Да, кстати, как это ты умудряешься находить общий язык со всеми?

— Просто, говорю с ними на их языке.

— О'кей, потом объяснишь, и мы поработаем над этим вопросом, — сказал Миша и попрощался.

После тяжелого, насыщенного дня я направилась домой.

— Ну как, было сносно? — с порога спросила я мужа.

— Что? — удивился он.

— Ладно, ну, Мишка, неужели ты не смотрел, я ведь тебя предупредила, что у меня важный день, я и Миша Саакашвили заключили альянс, — бурчала я.

В который уже раз мой муж оставлял без внимания важные для меня события.

— Я смотрел футбол и совсем забыл. Лали, ты так ворчишь, будто я пропустил подписание резолюции о разрушении Берлинской стены, подумаешь, ты и какой-то придурок подписали хренов альянс!

Для меня этот альянс был важнее Берлинской стены.

Предсказание

Мы с Саакашвили восстановили старые отношения и теперь почти каждый вечер проводили у меня в Ведзиси. Веранда, освещенная лампионами, плетеные комфортные кресла, немного напитков и красивейший вид полностью удовлетворяли вкус Миши. У гостя была одна странность, как только он переступал порог дома, то сразу же, с разгона брал на руки и долго кружил в воздухе своего самого большого фана — мою бабушку, худую как щепка Еноховну.

— Слушай, Лалико, скажи Мише, что потом у нее повышается давление, — на русско-грузинском сленге жаловалась моя мама. — Он же как Эйфелева башня!

— Брось, Манана, меня ничего не беспокоит, — с привычным упрямством повторяла Нана. — Какой парень, дочка, а помнишь Ивана Дорофеевича, он так на него похож.

— Иван Дорофеевич был несостоявшимся четвертым мужем моей бабушки, которого Еноховна, как видно, частенько вспоминала. Его сходство с Мишей Саакашвили пробуждало в ней уснувшие чувства, поэтому она была согласна и на кружение, и на сигареты, и на красное вино, приносимые Мишей.

— Вечером приходи, Манана будет печь хачапури, и мои девочки придут, — позвонила я однажды Мише, и он, как обычно, пришел не с пустыми руками.

— Что происходит? Почему внизу столько машин? — спросил гость.

У соседа, дяди Нодара, скончался отец. Они азербайджанцы, вот к ним и приехало много родственников из Баку. Между прочим, ты, как частый гость этого микрорайона, мог бы почтить память покойного, и считай, что заполучишь симпатии всех азербайджанцев сразу, — сказала я Мише.

— Да, — взлохматил волосы Миша. — Это неплохая идея. Завтра пойду к ним на панихиду, а то и вправду с этим народом никто не работает. Кстати, я учу сейчас стихи на армянском и украинском, чтобы легче устанавливать контакты, ты ведь говорила, что я должен говорить с каждым на понятном ему языке?

— Говорила, только в переносном смысле, — хотя, возможно, и так сойдёт. А ну, обратись-ка ко мне по-русски, — сказала я и захихикала.

Одной рукой Миша ерошил волосы на голове, в другой же держал полный бокал вина и, смакуя, потягивал из него. Кто-то ему сказал, что якобы красное вино прибавляет энергию, и в последнее время он пил исключительно этот напиток.

Мишины волосы — тема отдельного разговора. Если б эти несчастные могли говорить, сколько бы раз они стонали от прикосновений неугомонного хозяина. Даже сейчас, во время релаксации, он успешно разрушал на голове свою прическу.

— Лали, в каком году мы с тобой выпивали в самолете? — спросил Миша.

— Хороший вопрос, если б кто-то нас слышал, подумал бы, что мы какие-то забулдыги. В последний раз мы летели вместе в 1997 году из Франкфурта. Кажется, ты тогда оставил в Голландии супругу с сыном, а я была в Штутгарте на повышении квалификации и домой возвращалась из Франкфурта. Помнишь, и Паата Бурчуладзе летел вместе с нами?