Я, президент и чемпион мира

А вот дома нас баловали: американский дядя Миши по матери, Темур Аласания, присылал ему отличную одежду и разные вкусности. На перемене вся школа клянчила у Миши жвачки «Педро» и «Дональд». А меня частыми поездками за границу и вытекающими из поездок такого типа прибамбасами баловала сочинская бабушка. И еще, у нас обоих были молодые мамы, и нас вырастили отчимы…

— Вот и наши собрались, — вернул меня, далеко улетевшую в детство, к действительности Миша, и мы направились к памятнику Илье Чавчавадзе. Представители молодежного крыла «Национального движения» весело заигрывали с журналистками, старшие прикрепляли плакаты на импровизированной сцене. И, как ни странно, в поте лица трудился мой сосед, дядя Нодари.

Что такое добро? Сотвори милосердие, и оно к тебе обязательно вернётся.

«Никогда не говори никогда»

Мы все больше сближались с отцом, как будто он подсознательно соревновался с Талесом. Утерянная роль в воспитании первого внука Сандро была полностью отыграна на маленьком Георгии. Каждое утро папа приходил ко мне с полными сумками продуктов и игрушек. Необычайно талантливый, умный и тонкий, он по глазам понимал все и предлагал оригинальный выход. «Как жаль, что столько лет потеряно», — эти слова, смешанные с болью и отеческими переживаниями, до сих будоражат мою память…

Профессор, врач, автор первой книги по грузинской генетике, в то же время весельчак, человек с тонким чувством юмора, просто верийский мальчишка, у него было необычайно много общего со мной и моими детьми.

— Как ты на меня похожа, на меня и моего отца, ну просто вылитый Боря! Нинико и Софья больше в мать, они очень серьезные, а у тебя и характер как у меня — мягкий, озорной, славянский, вместе с тем пропитанный кахетинским упорством, Мананкиного ничего нет! — будто под увеличительным стеклом рассматривал меня Виктор и с сожалением вспоминал проведенные без меня годы.

— Как это глупо. Мы были молоды, и это моя самая большая ошибка. Правда, Талес дал тебе все, но в то же время отобрал у меня отцовскую любовь.

— Ладно ну, папа, если бы я не пришла к тебе, ты бы обо мне и не вспомнил. Это сейчас, когда мы хорошо узнали друг друга, ты понял, что ошибся, но если б не моя инициатива, ты бы меня не знал. Зачем тебе соревноваться с умершим человеком?

— Потому, что ты больше любишь ушедшего в загробный мир Талеса, чем меня, находящегося рядом. На его похоронах тебе стало плохо, и если б не твой брат, ты бы сильно расшибла лоб. А когда умру я, мне кажется, ты не прольешь ни слезинки, — раздраженным тоном ответил Виктор.

— Знай, только через сто лет! Мне достаточно одного умершего отца, а тебе еще предстоит вырастить внуков, потом выйдут замуж Нинка и Софья, и увидишь, у тебя будет целый детский сад, — сказала я задумавшемуся Виктору, через руки которого и так прошли дети половины Тбилиси, так как он возглавлял фонд социальной педиатрии.

— Моя вина, моя… но прошлого не вернуть. Кстати, что я хочу сказать, знаешь, раз у нас сегодня день биологических отцов, у Ники Саакашвили инфаркт. Я должен его навестить. Прошу тебя, пойдем со мной, — обратился ко мне Виктор и посмотрел с хитринкой.

— Кто это Ника?

— Отец твоего друга Миши, он лежит в девятой больнице, я хочу его навестить, он друг моего детства, да и в институте мы учились вместе. Классный парень!

— Ну, конечно, каким еще может быть твой друг? — укусила я.

— Неужели Миша тебе о нём ничего не рассказывал?

— Нет.

— Хотя, ничего странного, можно подумать, ты меня вспоминаешь каждую минуту. Увы, такова участь первых мужей, — пробурчал Виктор.

— Нет, такова участь плохих отцов! — сказала я и поняла, что это был перебор. — Ну, хорошо, хорошо, если так хочешь, пойдем, конечно, Ника так Ника, — начала я переодеваться.

Ника Саакашвили был некрупным мужчиной среднего возраста с живыми глазами. Удивительно, но он и Виктор необычайно походили друг на друга и говорили на одинаковом русско-верийском сленге.

— Ника, познакомься, моя дочь, старшая дочь, — гордо сказал папа, и стало понятно, что мы проделали такое расстояние из-за этих слов.

— Высокая! — была первая реакция прикованного к постели Ники. Его вторая жена суетилась в палате и ежеминутно звонила сыновьям.

— Дато, не забудь «Боржоми», а то отца изжога убьёт. Да, и яблоки прихватите, только кехуру (грузинский сорт. — Л.М.). Виктор, как ты думаешь, то, что с Никой, очень опасно?

— Опасно выходить на улицу, где на голову может упасть кирпич. Ладно тебе, немного поваляется и встанет, — ответил отец с привычным ему оптимизмом.

— Витя, ты помнишь, как мы зажигали у Ильюши в Москве? Вах-то, Лали, какой у тебя дядя был! Первый онколог России. Орёл! Крепкий, клёвый мужик, а ушел из жизни совсем молодым. Ты его знала?

— Как же нет, дядя Ника, я часто у него гостила. Между прочим, он и отец совсем не были похожи друг на друга. Он был высоким, чернявым, а отец — маленький…

— Цирк в том, что у твоего отца при его русской внешности в паспорте писали «грузин», а брату с грузинской внешностью «русский», — Нику явно развеселили воспоминания молодости.