Диме я написала, что нам не стоит больше общаться. Что он замечательный, заботливый и интересный — но я безумно люблю другого и не смогу избавиться от этого чувства.
Затем я позвонила Рощину и выложила всё, как есть, ничего не тая, в том числе и про Диму. Если быть до конца честной, я настолько устала от раскачиваемых Пашей качелей, что мне было глубоко наплевать, как он отреагирует. Я
Тогда Паша отреагировал сносно — выслушал, кивнул и на этом всё. В глубине души я чувствовала, что не этот разговор, далеко не он, повлиял на исход, но почему-то тогда я заглушала этот невнятный шепоток разума. Мы же
Глава седьмая, в которой качели наконец-то остановились
Я с головой провалилась в работу. Челябинск, Нижний Новгород, Москва, Казань, Пермь — города захлёстывали меня, не позволяя думать ни о чём более.
Ни о том, что Паша продолжает вести свою двойную игру. Ни о том, что он общается с моей полной копией — рыжей девчонкой фотографом, что, как и я когда-то, настойчиво ставит ему «лайки». Ни о том, что теперь-то, практически оказавшись в шкуре Полины, я понимала, с чего она так бесилась. Ни о том, что я сделала чертовски больно Диме, который
На парковке из многочисленных командировок меня ожидала чёрная бестия, которую я выкупила за баснословные для неё деньги, вогнав себя ещё больше в кредитную кабалу. Она оказалась не идеальна — но именно она не давала мне погрузиться в пучину тоски, когда приходилось оставаться в городе. Я гладила её по ребристым невероятно красивым бокам, по хищно вытянутым фарам; выжимала сцепление, щёлкала передачи и чувствовала, как все эти влюблённости будто затягиваются морозной ледяной дымкой.
Увы, стоило Рощину дать о себе знать — и эта дымка рассыпалась на осколки, и я снова падала и летела вниз, в беспросветную пропасть, из которой выбраться могла, пожалуй, лишь птица.
Ещё я фотографировала и общалась — много, постоянно, так, будто пыталась утонуть в этом. Находила интересные машины — писала их хозяевам и делала фотографии, много фотографий. Я пыталась создать образ счастливой себя — и нещадно создавала его в «инсте», выкладывая свои улыбки, смех и веселье, множество отснятых машин и их владельцев, в основном, конечно же, мужчин; я кричала «я счастлива!», но каким же это было наглым враньем!
С Пашей мы почти не виделись — и в краткие встречи инициатором была я, чувствующая себя так, будто насильно заставляю его встретиться. Я выдумывала причины и поводы — а он либо подыгрывал мне, либо пресекал все намёки на корню.
В одну из последних наших встреч мы сидели в его машине, возле дома, и читали друг другу стихи. Я напросилась поиграть в приставку (а кто ещё мог похвастаться очками виртуальной реальности?), но в доме сработала пожарная тревога, к которой жильцы отнеслись серьёзно. К многоэтажке съехались пожарные машины.
На пару часов моя жизнь словно остановилась. Я, как в первую встречу, смотрела на Рощина влюблённым взглядом, пока он декламировал:
— Серые глаза — рассвет,
Пароходная сирена.
Дождь, разлука, серый след
За винтом бегущей пены (1).
Ощущение тревоги в глубине души усиливалось с каждым днём, достигнув своего накала, когда несколькими днями позже Паша позвонил мне:
— Нам нужно поговорить.
Мы сидели в машине посреди площади перед университетом, в месте молодёжных тусовок. Где-то там, снаружи моей бестии, веселились люди, стоя возле своих железных коней. Сколько их было? Двадцать, пятьдесят, сто? Многолюдно и шумно — словно на базарной площади. Кто-то слушал музыку, кто-то пытался крутить «пятаки», кто-то оккупировал киоски с шаурмой и ход-догами.
А я… я слушала Пашу, и происходящее казалось мне сном.
«Я специально отталкивал тебя эти два месяца и держал дистанцию» — говорил он.
«У нас слишком круто и быстро всё завертелось, у меня вызвало опасение такое развитие событий» — говорил он.
«Мне надо было быстро решить — брать тебя в оборот или прекращать… но ряд обстоятельств с бизнесом, ты знаешь… и я взял паузу» — говорил он.
«Когда мы были с тобой вместе, всё было невероятно хорошо, но я не мог тебя узнать. И мне пришлось вывести тебя из зоны комфорта» — говорил он.
«Я специально игнорировал тебя, чтобы посмотреть твою реакцию» — говорил он.
«Ты мне нравишься, Юль, я тобой восхищаюсь, но…» — говорил он.
«Ты невероятная, за несколько лет я впервые встретил девушку, которую интересовал я сам, мои успехи и поражения…» — говорил он.
«Но мне не понравилось, что ты всегда оставляла себе запасной аэродром, общаясь с другими парнями» — говорил он.
«Ты великолепная, Юль, но… это как с одеждой, вроде всё хорошо, но… не то пальто» — говорил он.