Викторианская эпоха наполняла своим изысканным стилем внутреннее пространство особняка. Почти со всех стен, облицованных слегка потрескавшимся темно-желтым кирпичом, смотрели картины, изображающие мистических и самых обычных оленей. Животные явно напоминали своими образами известных людей. А сцены изображали то знаменитые любовные мотивы, то яркие исторические факты, то эпохальные события, а то и героев народных эпосов и мифов.
– Это все твое? – спросила Рута, от удивления раскрыв рот и забыв о стоявших сзади родителях.
Винс улыбнулся, взял за руку девушку и повел к лестничному пролету, ведущему на второй этаж.
– Смотри, – он показал пальцем на огромную картину, занавешенную серой мешковиной.
– И что там? – глаза Руты заблестели.
– Так открой же!
Рута на мгновение взглянула на парня, а затем вопросительно посмотрела на родителей. Те, улыбаясь, закивали. Она на цыпочках поднялась по слегка скрипучим ступенькам и бережно потянула ткань вниз. Та послушно скользнула и осталась в руках у девушки.
На картине густыми масляными мазками, создающими иллюзию объема, была изображена валькирия, сидящая на огромном олене. Животное своими костяными фактурными рогами со следами многочисленных битв подпирало свинцовый небосвод и бесстрашно взирало на зрителя. Девушка на картине было явной копией Руты. Валькирия, одетая в доспехи с серебристыми латами, нежно обнимала за шею оленя, сдерживая отвагу и доблесть, переполнявшие его. Рута тихо заплакала.
– Когда ты успел? – спросила она, вытирая слезы.
– За две ночи и одно утро, – ответил Винс. – Я никогда не писал людей. Ты – первая. И, надеюсь, единственная.
– Я бы тебя сейчас зацеловала, – Рута с трудом сдерживалась, чтоб не разрыдаться, – но мне так неудобно перед родителями.
– Да ладно, что уж там, – поддержала мать, и Рута крепко обняла Винса, покрывая его шею поцелуями.
– Попсятина, да? – спросил Винс.
– Угу, – промычала Рута. Затем потянулась к уху: – Но такая милая.
– Идемте за стол, – добавил отец, – проголодались, наверное.
Монументальный стол из кедрового массива, стоявший посреди гостиной и окруженный такими же брутальными деревянными стульями, был накрыт и ждал гостей.
– Это у вас омуль? – спросила Рута, усаживаясь и показывая на блюдо.
– Разбираетесь в рыбе? – вопросом на вопрос ответил отец. – Я думал, городские не только не знают вкуса природной пищи, но и забыли, как она выглядит. Вы правы, девушка, это омуль.
– Ой, мне так неудобно, – воскликнула Рута, – я же не представилась. Меня зовут Рута Дилиас, – она протянула руку мужчине.
– Да и мы недотепы! – ответила мать. – Я – Ирина, а это – Кречет. Давайте тарелку, я вам омуля положу. Любите рыбу?
– Люблю. Вернее я никогда ее не ела. Только синтетические рыбные блюда. – Она оторвала вилкой кусочек омуля и внимательно рассмотрела его.
– Но вы же не из тех, кто пропагандирует синтетический образ жизни и не приемлет природную пищу? – снова спросил отец.
– Конечно, нет! – она демонстративно сняла зубами кусочек с вилки и начала жевать его. – И это очень вкусно.
– Попробуйте пирог с дичью.
– Я слежу за фигурой и стараюсь поменьше налегать на углеводы, но пирог, конечно, попробую.
– Вы – большая молодец! – сказала мама. – Это наша женская обязанность – следить за фигурой. Хотя порой искушение так велико, что сложно удержаться.
– У меня одна коллега может потреблять пищу в любых количествах. И это никак не сказывается на ее фигуре. Я, к сожалению, так не могу.
– А где вы работаете? – спросил Кречет.
– В Ковене.
– Ведьма?
– Скорее, ведьмочка, – ответила Рута, переглядываясь с Винсом.
– Какой ужас, – сказал отец, наливая себе в рюмку наливку.
– Я собираюсь увольняться оттуда, – попыталась оправдаться девушка. – Ведьмам запрещены личные отношения, а у меня с вашим сыном все серьезно.
– Правильно сделаете, – защитила ее Ирина. – Вы еще совсем молодая и наивная. К тому же очень хрупкая и красивая. Не место вам в ведьмах.
– Многие маленькие девочки мечтают стать ведьмами.
– Ага! – махнул рюмку Кречет. – Раньше от несчастной любви в монастыри уходили, а теперь в Ковен. Чтоб потом можно было легально отомстить несчастному мужику.
– Да прям несчастному. А нечего доводить до несчастной любви! – не унималась мать. – Сама бы с удовольствием туда ушла лет двадцать назад.
– Кстати, пока не ушла еще, могу замолвить за кого-нибудь словечко. Может, проблемы у кого.
– А как вы попали в Ковен?
– Фанатики убили моих родителей, и меня воспитала опека Ковена.
– Бедная девочка.
– Хватит уже о ведьмах, – бросил Винс. – Я позвал Руту, чтоб здесь ей предложить стать моей женой.
В этот момент все замолчали и с нескрываемым удивлением уставились на молодого человека. Тот невозмутимо встал, достал из своей сумочки бумажный сверток и бережно его развернул. Через мгновение он держал в руках веточку цветущего багульника, продетую сквозь золотое колечко с синим камушком.
– А где ты взял цветущий багульник в октябре? – спросил отец.
– Да заткнись уже, – прошептала мать, одергивая его за рукав. – Не порть момент.