Я пришла домой, а там никого не было. Восстание в Варшавском гетто. Истории в диалогах

Он очень хотел вернуться к своей семье, которая по-прежнему жила на улице Валицув. Осенью 1941 года поездом, «с душой в пятках», как он рассказывал, приехал в родной город. Его жизнь в гетто началась с визита в здание Судов на улице Лешно, где давний друг его отца, воевавший в Польском легионе в Первую мировую войну инженер Роман Мирский, оформил над ним опекунство. «Это произошло уже в гетто. Мои родители попросили своего друга, они хотели меня хоть как-то защитить, и он официально, в Судах на Лешно, меня усыновил». Вскоре после этого родителей Славека вывезли в Треблинку.

Славек Мирский работал на текстильной фабрике Анны Мелиты Феликс на Новолипье, 80. Позже, после Большой акции, он нашел работу на фабрике «Металверк № 2. Хеерес Унтеркунфт Фервальтунг Варшау», в конторе цеха химических изделий и металлообработки, где среди прочего изготавливали косметику Мейде. Начальником здесь был Роман Мирский, опекун Славека. Митек, брат Славека, получил должность в юденрате. (Он был в гетто вместе с женой, пианисткой. Обоих депортировали в январе 1943 года.)

После январской акции Славек Мирский вместе с приятелями Ароном Коренштайном и Ежи Левитой смогли, благодаря Саре Жагель, установить связь с подпольем. (По словам Мирского, фамилия Сары была Жагель, а не Жогель; он рассказывал, что Сара приносила газеты на фабрику). «Я никогда не состоял в ПРП, ни в какой партии не состоял, а у моей группы были контакты с Гвардией Людовой. Свое оружие я получил от ГЛ, это был пистолет „Вальтер“. Можно сказать, мы были левыми». Они жили на Швентоерской, 30, обращаться с оружием учились в мастерских на Валовой, 4, и в подвалах на улице Налевки, 14.

Во время восстания Мирский отвечал за схрон на Валовой, 2, 2а или 4, в котором пряталось несколько десятков человек – может быть, тридцать, а может, пятьдесят. «Мы с Адасем Фольманом начали готовить этот схрон после январской акции. Там были две комнаты, свет и несколько тюфяков с сеном. Сами прорыли тоннель на Налевки, кажется, протянули его к дому 14, откуда должна была прийти помощь от поляков из ГЛ. Мы хотели выбраться в лес. Оружие в нашем бункере было только у меня. Помню, Хенек Гутман с приятелями пришел в бункер, чтобы посмотреть, годится ли этот обитый досками тоннель для побега. Но мы им так и не воспользовались. Вся опалубка рухну-ла, когда дом загорелся. Вход в бункер замаскировали ящиком с землей. Немцы обнаружили схрон, кажется, 2 или 3 мая. Не знаю, как это произошло. Со стороны Налевок уже поднимался огонь, и Валова тоже горела. У нас оставался только один выход: сдаться эсэсовцам. И вот что произошло, – рассказывал мне Славек Мирский в Варшаве в 2014 году. – Мы вышли. Они выстроили нас в ряд, я засунул пистолет в штанину и прижал ногой. Нас погнали на Умшлагплац, но, не знаю, стоит ли об этом говорить, никакого насилия с их стороны не было. Даже как будто проявляли к нам какое-то уважение. Потом я был в лагерях: Люблин, Будзинь, Гросс-Розен, Величка, Плашув и Брюнлиц в Моравии. В Будзине мы строили лагерь для будущих французских военнопленных, которых немцы планировали привезти после победы в войне».

В новой реальности Польской Народной Республики Бронислав Мирский работал на строительстве фармацевтической фабрики в Елене-Гуре, а затем в различных издательствах. В 1968 году его выгнали из Польского научного издательства за то, что «был не совсем поляком». Многие годы они с женой оставались на обочине общественной жизни. Жили в варшавском районе Грохув.

К тому времени, когда я пришла с ним поговорить, он овдовел. Однажды я попросила у него ручку. Мирек вытащил несколько, из разных ящиков стола, и протянул мне. Ни одна ручка не писала. «Новые не окупаются…» – сказал он.

Бронислав Мирский, или Славек Фридман, скончался 27 июля 2015 года.

Зигмунт Фридрих, Залман, родился в 1911 году в Варшаве. Вырос в бедной хасидской семье на Новолипках, 60. Его отец держал кустарную мастерскую, в которой изготавливали бумажные пакеты. Зигмунт учился в школе Центральной еврейской школьной организации, был активистом в «Цукунфт». Позднее работал в бундовских организациях, сотрудничал с «Фолксцайтунг»[435]. Когда началась война, его мобилизовали в польскую армию, вскоре он попал в плен в Кенисберге.

Высокий, голубоглазый, «светленький», физически сильный, отважный и уверенный в себе, Зигмунт идеально подходил на роль связного. Он постоянно перемещался между двумя мирами: еврейским и польским.

В июле 1942 года, в начале Большой акции, бундовцы послали Зигмунта проверить, куда именно «на восток» идут эшелоны и что там происходит с людьми. Он добрался до Соколова близ Малкини и встретил Азриэля Валлаха, первого узника Треблинки, которому удалось бежать из концлагеря. Фридрих вернулся в гетто с полными и достоверными сведениями.