Я прошел две войны!

Но немцев видно пока не было, лишь далеко в стороне кружил самолет-разведчик «Фокке-Вульф-189». Зато на скорости промчались мимо две «полуторки». Капитан Чередник хотел остановить одну из них, но машины, не замедляя хода, исчезли.

– Тыловики драпают, – выругался комбат.

Затем на наши позиции спикировала тройка «юнкерсов». Они наносили удар направленно, по орудийным батареям. Крепко досталось ближним батареям 76-миллиметровых орудий Ф-22. Громоздкие пушки было трудно замаскировать в безлесной степи, и бомбы падали довольно точно.

«Юнкерсы» разбили два орудия и, не заметив взвод «сорокапяток», повернули в сторону другой батареи Ф-22. Там тоже раздались взрывы авиабомб, но разгуляться тройке не дали наши истребители. Два скоростных Ла-5 догнали «юнкерсов», скорость которых была гораздо ниже, чем у «сталинских соколов».

Каждый истребитель был вооружен двумя 20-миллиметровыми пушками. Они атаковали ненавистных нам «лаптежников» и открыли огонь с короткой дистанции. Один из «юнкерсов» стал терять высоту и прошел метрах в ста пятидесяти над нами.

Я отчетливо разглядел рваные пробоины на крыльях и фюзеляже. Взбудораженные бойцы стреляли по нему из ручных пулеметов и винтовок.

– Сейчас свалится!

– Долетался, гад, теперь не уйдешь!

Однако наша стрельба с земли по бронированному «юнкерсу» эффекта не дала, а истребитель Ла-5 угодил под огонь спаренной пулеметной установки в задней части кабины бомбардировщика.

Пилот, несмотря на повреждения, добил фашиста. «Юнкерс» рухнул на землю и загорелся. Ла-5, с трудом набирая высоту, рывками уходил на свой аэродром, а второй истребитель продолжал преследовать «юнкерсов». Чем закончился бой, мы так и не узнали, а меня вызвал по телефону Чередник и попросил:

– Сходи к артиллеристам, узнай, что там у них осталось. Замаскироваться как следует не могли.

По штату я подчинялся командованию полка, у меня была отдельная рота. Но мне было самому важно знать, как обстоят дела на ближней батарее.

Я взял ординарца, и мы направились к артиллеристам. День клонился к вечеру, ветер не стихал и дул прямо в лицо. Командир батареи, капитан лет тридцати, встретил меня не слишком дружелюбно – ему было не до гостей.

Бойцы расширяли лопатами воронку, на краю которой лежали десятка полтора погибших артиллеристов. Несколько человек были разорваны прямыми попаданиями. Их завернули в шинели и куски брезента. Получились какие-то большие кульки, пропитанные кровью и перетянутые ремнями.

Я поздоровался с командиром батареи и, желая побыстрее закруглить общение, сказал, что комбат Чередник просил узнать, сколько орудий смогут вести огонь.

– А телефонную связь ему было лень проложить к батарее? – вдруг закричал капитан, дергая запачканной кровью щекой.

– Не дери глотку, я не глухой.

– Шляются всякие, мать их!

– Ты без истерики не можешь? Я тебе не мальчик и с лета сорок первого воюю.

Капитан немного успокоился, мы покурили. Выяснилось, что два орудия выведены из строя, а третье повреждено, но стрелять из него можно.

– Главное, людей много потерял. Погибших ты видел, плюс раненых почти три десятка в санбат отправили. Так и сообщи комбату, а по танкам будешь стрелять из своих ружей. Ты парень боевой, отобьешься.

– Как получится, – со злостью обронил я. – Ты в себя приходи, а то расклеился, словно…

В эту минуту зазвенел полевой телефон. Командир полка Козырев тоже спрашивал о потерях. Капитан вытянулся и стал докладывать.

Я зашагал в роту и по пути завернул к Григорию Череднику.

– Два орудия в исправности. Но командир батареи в себя никак не придет, много людей потерял и две пушки вдребезги.

– Хреновые дела, – отозвался Чередник. – Взвод «сорокапяток» фланг держит, а у меня всего шесть противотанковых ружей да разбитая батарея за спиной. На кого надеяться?

– На себя, – вызывающе сказал я. – У тебя три с половиной сотни бойцов в окопах, гранаты, бутылки с КС.

– Ладно, приумерь злость.

– Ты меня полтора года воспитывал, а сейчас тоже не в себе. Не знаешь, на кого надеяться.

Вечером мы выпили с Сочкой и Ходыревым водки. Бойцы получили по сто граммов и поужинали. Большинство людей я отправил отдыхать. Они набились в землянки и заснули после утомительного рытья окопов в мерзлой земле.

Я долго ходил вдоль позиций. Ветер немного стих. Темная степь сливалась с ночным небом. Где-то вдалеке взлетали ракеты, изредка слышались орудийные выстрелы. В час ночи меня сменил взводный Юра Савенко, а я с трудом втиснулся в набитую бойцами землянку.

Предчувствие жестокого боя в этой степи, где нет укрытий и некуда отступать, не оставляло меня. Но я уже привык не задумываться о завтрашнем дне и вскоре заснул.

Они появились на рассвете. Штук двенадцать танков и самоходных установок на скорости прорезали жидкую линию обороны километрах в двух левее нас. Какое-то время там шла торопливая стрельба, что-то горело (кажется, подбитый танк), но основная часть этой небольшой группы уже прорвалась в наш тыл.