Я прошел две войны!

– Ты еще попади в эту штрафную роту, – не выдержав развязной болтовни, осадил его Федор Ютов. – Очень ты там нужен с простреленной клешней. Трибунальские жесткий приказ имеют – навести порядок в воинских частях вокруг Сталинграда. В кольцо Паулюса взяли, а добить его никак не удается.

Бывалый танкист был прав. Мы с ним не раз обсуждали сложившуюся обстановку. Девятнадцатого ноября наши ударили крепко, и уже через четыре дня 6-ю армию Паулюса замкнули в кольцо. В газетах восторженно писали, что осталось хорошенько надавить, и с окруженной группировкой будет покончено. Однако не все было так просто.

К началу контрнаступления группа армий «Б» (6-я армия Паулюса, 4-я танковая армия и две румынские армии), против которых был направлен удар наших войск, насчитывала более 1 миллиона человек, 10 тысяч орудий и минометов, 700 танков и 1200 самолетов. Через полтора месяца напряженных боев, в начале января, в кольце оставались 250 тысяч человек, 4 тысячи орудий и минометов, 300 танков, более 100 самолетов. Так что непростое это было «колечко».

Следует отметить упорное сопротивление окруженных, веривших, что рано или поздно им помогут вырваться. Долгое время нашим войскам не удавалось создать достаточно прочное кольцо окружения. Во многих местах расстояние между внешним и внутренним фронтами окружения составляло 30–40 километров, кое-где сплошной фронт отсутствовал. Этим фактором пытался воспользоваться генерал-полковник Гот, который был близок к успеху и был остановлен в 35 километрах от окруженной группировки Паулюса.

Рано утром в нашу камеру втолкнули еще несколько человек. Среди них я увидел замполита нашего третьего батальона Аркадия Раскина. Я позвал его, и мы обнялись. За это недолгое время он сильно изменился. Заострилось, стало каким-то серым лицо, большие темные глаза смотрели на меня с тоской.

– Аркадий, приди в себя. Слышишь? Мы снова вместе.

– Слышу, – подавленно отозвался мой старый товарищ. – За что они так со мной? Я ведь на переднем крае был, из пулемета по немцам стрелял.

Немного придя в себя, замполит рассказал свою историю. Его несколько раз допрашивали в политотделе, относились поначалу с сочувствием. Хотели спасти от суда и направить с понижением в должности на передний край. Но в ротах замполитов уже не было. Пока решали, вмешался начальник политотдела дивизии, тот самый полковой комиссар.

– Наши воины каждый день в боях гибнут, – заявил он. – А такие, как ты, в тыл бегут. Направить дело в особый отдел!

– Он что-то еще про евреев буркнул, – затягиваясь самокруткой, говорил Раскин. – Мол, привыкли в тылу околачиваться. Пусть трибунал решает. Вот дело на меня и оформили. Не знаю, что теперь будет…

– Дадут винтовку, и пойдешь в атаку, – насмешливо сказал танкист. – Ни разу в штыковую не ходил? Ну вот, теперь сходишь. Не все время языком болтать, повоюешь, как простой штрафник.

– Вы… Вы не правы, – начал было Раскин, но танкист отмахнулся:

– Спасибо скажи, если не шлепнут. Но вашу братию редко к «вышке» приговаривают. Берегут политработников.

Скажу сразу, что я был приговорен «за отступление без приказа и проявленное малодушие» к 6 годам лишения свободы с заменой на два месяца штрафной роты. Такой же приговор получил танкист Федор Ютов. Как я понял, нам все же зачли участие в боях и полученные ранения.

Замполит батальона Аркадий Раскин очень нервничал, не на шутку опасаясь высшей меры, но также получил два месяца штрафной роты.

Строже обошелся трибунал с лейтенантом Петром Кузовлевым и красноармейцем Зиновием Оськиным. Оба были приговорены к 8 годам, которые заменили на три месяца штрафной роты. «Самострела», как и предсказывал Ютов, приговорили к расстрелу. Мгновенно потерявший всю свою напускную лихость, он просил, умолял сохранить ему жизнь. Как мне потом рассказывали, председатель военного суда брезгливо отмахнулся:

– Такие, как ты, при первой возможности к немцам бегут. Да и как ты со своей пробитой рукой воевать будешь? Увести труса.

К расстрелу был также приговорен мародер, который самовольно уходил из части и шарил по карманам убитых немцев и наших погибших бойцов. Кроме всякого барахла в своем вещмешке он носил на руках штук шесть часов, в том числе золотые.

Через день нас собрали в небольшую колонну, и мы отправились к новому месту службы. Самой большой радостью для меня стало, что я встретил старого друга Валентина Дейнеку. Он получил месяц штрафной роты, сравнительно мягкий приговор. Лейтенанта Дейнеку вообще хотели оправдать – основная вина падала на меня, как на командира батальона. Но в последний момент судья, насмотревшись на дезертиров и самострелов, сменил решение.

– Из-за таких трусов вся Сталинградская операция могла сорваться, – сказал он. – Повоюйте рядовым!

Наши командирские полушубки заменили на солдатские шинели третьего срока, потертые ушанки. Выдали также обычные гимнастерки взамен комсоставовских. Едва не отобрали валенки (с моими отмороженными пальцами мне пришлось бы туго), но, учитывая усилившиеся морозы, оставили.