Я просто хочу любить

– Сторож, мы сейчас говорим о твоей гребаной политике или о нашей семье? – перебив его, вспылила Виктория.

– О семье, Викочка, – засуетился Александр. – Пожалуйста, выслушай, это важно. Тогда ты сможешь понять, в каком я был состоянии. Короче, мы немного повздорили. Но, в принципе, они нормальные мужики. Директивы, сама понимаешь, шли сверху. После этого мы хорошо посидели. Нам всем надо было снять стресс. Мы выпили почти три бутылки виски. Закуски у нас почти не было, только конфеты и сыр. Когда они ушли, знаешь, я просто бесился от безысходности. Меня загнали в угол. Все мои моральные принципы летели в мусорное ведро! Не зря говорят, что политика – грязное дело! Короче, я тогда никак не мог успокоиться, все как заведенный топтался по своему кабинету. В офисе было пусто. Ребята разошлись. Вас дома не было…

Неожиданно я услышал в приемной шум. Время было довольно позднее, кажется, около одиннадцати часов. Выглянув, я увидел Мальвину. Сидя за компом, она что-то скачивала из интернета – как оказалось, готовила шпаргалки к экзамену по сопромату. Короче, я попросил ее сделать мне бутерброды и заварить чай. Она, сама знаешь, барышня услужливая. А тут вообще – начала медом мазать, – глухо изрек Сторожев и встал из-за стола.

Виктория застыла. Опустив глаза, она обхватила голову руками. В этот момент ей хотелось спрятаться от всего мира. А может, она просто боялась услышать то, что вертелось на языке у мужа?

Подойдя к окну, Александр приоткрыл штору и посмотрел во двор. Наверное, пытался собраться с мыслями. Взгляд его устремился вдаль. Качаясь на ветру, уличный фонарь отбрасывал на его лицо голубоватые, холодные блики. От этого оно казалось бледным и нездоровым. Но Сторожев об этом не догадывался.

– Знаешь, Вика, меня с детства учили никогда не обсуждать женщин. Будь то уборщица в школе или соседка. Как-то не принято было в нашей семье говорить о женщине плохо, – вглядываясь в темноту, признался он. – Поэтому мне сейчас сложно. Но ради тебя я готов сказать то, чего никогда не сказал бы никому другому.

– Сань, давай без прелюдий, – тихо попросила женщина и задрожала. Подперев подбородок рукой, она задумчиво, не сводя глаз, уставилась на дно кружки. Словно там, внизу, можно было разглядеть свою судьбу.

– Хорошо, – выдохнув, обреченно произнес Сторожев. – В общем, Мальвина сделала мне бутерброды, заварила чай. Сказала, что рада помочь, что домой она не спешит. Стала расспрашивать о том, почему я до сих пор в офисе, что у меня случилось. Потом начала жалеть. Странно как-то… Я тоже, наверное, вел себя глупо. Сидеть в офисе ночью, откровенничать с ней однозначно было безумием. Видимо, я был слишком пьян. Я до сих пор этого не понимаю. Затем она начала рассказывать о себе, о том, как она одинока. Что ее не интересует никто, кроме одного мужчины. Я, поддерживая разговор, спросил ее о том, кто же этот неблагодарный. И тут произошло то, чего я не мог представить даже во сне. Подбежав ко мне, Мальвина начала меня целовать, объясняться в любви. Она так плакала, что я ошалел! Хотел все по-мирному разрулить, вызвать такси, отправить девчонку домой. Мне это сразу не понравилось. То ли от волнения, то ли по инерции я предложил ей коньяка. Налил и себе. Это было, конечно, еще одной ошибкой. Мальвина вошла в раж. Меня развезло. А дальше… Все произошло так быстро, что я даже не помню как. Наверное, я плохо соображал. Прости за детали! Но ты сама сказала, что хочешь знать правду.

Замолчав, Сторожев устало опустил штору, словно это был занавес. Его занавес. Свою сцену он уже отыграл. Наверное, не очень удачно. Аплодисментов, как и свиста, не было. Был ли это антракт или конец спектакля, пока сказать было сложно. В кухне повисла непривычная, звенящая тишина. Только часы, не обращая внимания на происходящее, настойчиво шли вперед: тик-так, тик-так. Нервно пригладив ершистые волосы, Александр нерешительно подошел к жене.

Опустив голову, Виктория тихо плакала. Ее плечи дрожали. По щекам женщины не переставая текли соленые тонкие ручейки. Горючие родники боли… Крупными дрожащими каплями они срывались с ее лица и ударялись об стол. Так больно Вике еще никогда не было. Прекрасный, радужный, светлый шар ее счастья, тот, о котором она мечтала с детства, лопнул. Пытаясь поймать ее взгляд, Сторожев попробовал заглянуть ей в глаза. Но не смог. Вздрагивая, веки Виктории были закрыты. Не отводя взгляда, Александр взволнованно опустился перед женой на колени. Его лицо напряглось. Сузившись, глаза лихорадочно, жарко блестели. Прикусив губу, Сторожев попытался схватить Викторию за руку. Но женщина ее вырвала.

Тяжело вздохнув, Александр устало поднялся.