Я Распутинъ. Книга вторая

Во время моего южного вояжа от Аликс регулярно приходили телеграммы, а в Тифлисе я даже получил с оказией письмо. Императорская семья скучала, звала меня обратно в Питер. Я был в курсе всех новостей — как ищут и собеседуют будущих начальников дворцовой полиции, как идут переговоры с англичанами о включении в тройственный союз. Ну и мелких событий — до фига. Кто чем болел, как Николай “тестировал” форму нижних чинов армии — вот прямо переоделся в гимнастерку, нацепил скатку с шинелью, фуражку… Мне даже была прислана фотография этого “чуда в перьях”. Я показал ее Аронову с Распоповым. Отдельно Дрюне и Лионидзе. Нет, никто не купился на пиар царя. Ни крестьянство, ни городские…

— Тьфу, театра беспардонная — откликнулся шурин, блестя фиксой

— Дешево покупает — покачал головой Андрей — Для малообразованных может и сойдет, да и то, фальшиво…

*****

Прасковья хотела сама переодеться и детей обрядить в праздничное платье. Оно у Распутиных было — благо деньги в Покровское я отсылал регулярно. И немалые.

— Не надо — отмел я попытки жены украситься — Едем в чем есть

— В драном? К царю? — Парашка покачала головой

— Не токмо в драном. Как дам отмашку, повалитесь все в ноги, прямо на паркету! — я обвел взглядом детей — И голосите! Плачьте погромче

— О чем же плакать? — удивилась старшая из дочек. Матрена? А нет, кажется Варвара.

— Изнищали. Нет жизни от волостных старост и приставов церковных — я повернулся к супруге — Повторишь царю и царице, что мне верещала! Про церковное дело, доносы, хлыстовство… Уразумела? Проси защиты и покровительства.

Царь любит театр? Мы устроим ему театр.

Получилось как по-писаному. В Царском нас мигом провели в палисандровую гостиную и там очень удачно оказался Великий Князь Петр Николаевич с супругой и детьми.

Все семейство обалдело, когда Прасковья с детьми повалилось в ноги, заплакало. Только мелкий Дмитрий нет, нет да поднимал голову посмотреть на Николая. Любопытный.

Дворецкий с лакеями бросились поднимать девочек, потом поставили на ноги супругу. Митька встал сам. Перед этим потрогал рукой блестящий паркет.

— Григорий, что за спектакль? — Николай отвел меня в сторону

— Черные тучи сгустились над Россией — мрачно начал я — Готовит, готовит диавол свой последний поход против святого народа нашего. “И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей” — я перешел уже совсем на замогильный голос, стал лупить цитатами из Откровений Иоанна Богослова — “и я услышал одно из четырёх животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри…”.

Аликс побледнела, перекрестилась. За ней начали креститься все присутствующие. Апокалиптические картины из Библии как всегда сработали на все 100 %.

— Пробрался диавол и в нашу церковь — продолжил я, подходя к девочкам, гладя их по голове — Соблазняет святых праведников и даже предстоятелей православных

Дальше пошло по моему сценарию. Царица первой захотела узнать, кто из иерархов поддался дьявольским соблазнам. Я назвал Феофана, рассказал о деле с хлыстовством. Дескать, вот, смотрите, даже детишек малых не пожалели инквизиторы, таскали на допросы. Дети благоразумно промолчали — допрашивали только жену. Но это подействовало. Аликс в этом месте чуть не всплакнула, рассерженный Николай приказал дернуть во дворе обер-прокурора Синода Извольского.

Петр Петрович оказался мягким, интеллигентным человеком, который попал на свою должность благодаря брату — министру иностранных дел в правительстве Столыпина. Разумеется, он был что называется “ни сном ни духом” про дела тобольской епархии.

Тут же от всего открестился, мигом пообещал разобраться, наказать виновных. А меня — видимо от испуга — предложил наградить золотым наперсным крестом, который установил в 1797 году Павел I для протоиереев. За славные дела защиты православной веры в “это безбожное время”. Так и сказал. То, что такой крест полагается только священникам — обер-прокурор тактично умолчал.

Николай пожал плечами, Аликс согласно кивнула. Дело завертелось. Извольский убежал к телеграфному аппарату связываться с епархией, я же поймал своего персонального лакея Прошку — велел вымыть всю семью, обрядить в лучшие одежды.

Разглядев умытую семью, Царица тут же предложила оставить жену с детьми во дворце:

— И про тебя, отче, будет меньше дурных слухов ходить и нашим царевнам будет с кем играть.

Это была даже бОльшая победа, что я ожидал. Кланялся, припадал к ручке, долго благодарил. А в коридоре поймал Митьку за ухо, прошептал:

— Мотай на ус, постреленок! У царя сынок есть, Алексей. Покуда он еще маленький, болел долго. Но растет быстро. Задружишься с ним, ясно? Будешь играть, гулять, делать все, что скажут. Смотри у меня!

— Все исполню, батюшка — пропищал Митька, пытаясь вывернуться из захвата — Стану ему лучшим дружком!

Из “хлыстовского” скандала можно было получить еще кое-что, чем просто золотой крест.

Я вернулся в гостинную, дождался пока царица окажется одна, начал нашептывать:

— Защитники вам нужны. Крепкие в вере, без этой столичной фанфаберии, нигилизма.

— Где ж таких найти, Гриша… — вздохнула Аликс