Я Распутинъ. Книга вторая

Зал секунду-другую помолчал, глазами похлопал, а потом заржал, тыкая пальцами в покрасневшего Варженевского, который, впрочем, тоже начал хихикать.

— Так что, голуби мои, судиться нам не след. Вот скажите, — я обратился к Булгакову, — какие у нас непримиримые противоречия с другими партиями?

— Непримиримые разве что с черносотенцами, они нас на дух не переносят, да с революционерами-социалистами, они желают вооруженной борьбы. А с остальными во многом совпадаем.

— Вот и славно. Поэтому я предлагаю всю ситуацию перевернуть. Мы уже показали себя, с нами считаются, иначе никаких исков не было бы. А раз так, то с нами можно договариваться. И мы основу для договора предложим — программу-минимум!

Дальше я объяснил, что нужно собрать воедино все те вещи, на которых мы можем согласиться с кадетами и октябристами. И выдвинуть как общую программу на выборах, создать своего рода центристский блок. И под это дело поделить выборные округа, чтобы не друг с другом собачится, а топить тех, кто вне блока.

Юристы быстренько набросал основу: во первых, столыпинская реформа как деяние верноподданническое и показывающее нашу поддержку правительства и стремление к преобразованиям законными средствами. Во вторых, социальные гарантии — сокращение рабочего дня, страхование, пенсии, в перспективе доступные образование и медицина для всех, разрешение рабочих союзов (тут большая надежда на Зубатова). В третьих, стремление к монархии конституционной, со всеобщим избирательным правом и дальнейшей отменой ограничений по сословному, имущественному, религиозному и так далее признакам. Для будущей торговли с партнерами добавили еще десяток-другой необязательных пунктов, от которых можно будет отказаться. Переписали набело, оформили в папочки и приступили к дипломатии.

Частное совещание центристских партий прошло в традиционном месте — на квартире Ивана Ассигкритовича (вот же дал бог отчество!) Корсакова, что на Фонтанке. В прошлый раз к нему земцев набилось около сотни, а в этот нас было от силы тридцать, но зато какие имена! От кадетов — Милюков, Шингарев, Вернадский, Кокошкин, Маклаков, Львов… От октябристов — Родзянко, Милютин, Александр Столыпин, младший брат премьера, Оболенский… И это только те, про кого я хоть что-то знал.

Начали с того, что каждому пришедшему предлагали распечатку программы-минимум, дабы он мог написать против каждого пункта “согласен” или “несогласен” в специальных графах. И без такого заполненного бюллетеня в большую гостинную, где проходило совещание, не допускали. Дальше пошли те же самые бюрократические штучки — счетная комиссия, президиум, повестка, регламент… Не обошлось без приветственной речи в адрес “русского Икара”, то есть героического меня, перелетевшего “Канаву”. На что я дифирамбам Милюкова строго ответил, что Икар, сколь мне ведомо, с небес сверзился, а нам наоборот, в оные подняться необходимо.

С кадетами у нас было практически полное совпадения, с октябристами — поменьше, да и амбиций у Гучкова с Родзянкой было побольше. Но они довольно быстро просекли, что против блока небесников и кадетов играть будет ой как непросто и пошли на соглашение. А в качестве подслащения пилюли им обещали, что блок непременно изберет октябриста в председатели Госдумы. Там, помнится, как раз Гучков и подвизался, так что мы вообще ничего не теряли.

— Не слишком ли радикальная программа вышла? — все-таки высказал сомнения Вернадский уже по окончанию, когда некоторые участники начали расходится.

— Радикальная, Владимир Иванович, у господ социалистов, да и то, не у всех. А у нас предметная и осуществимая. И вот что я еще вам, господа, хочу предложить. Вы, может быть, знаете, что из поездки по Европе я привез не только охапку лавров и славу, но и пять заводов.

— Однако! — воскликнул князь Львов.

Ага, не все о тяжелой крестьянской доле рыдать, надо и промышленность развивать.

— Оптический, двигательный, химический, телефонных аппаратов и аэропланы строить. Но последний маленький, мастерская пока. И нужно найти место, где их поставить. И вот что я надумал — поставить их вместе, на Волге, чтобы железная дорога рядом была…

— Зачем же вместе? — удивился Оболенский. — Страна большая, найдется куда раскидать.

— А затем, чтобы из города этого создать прообраз России будущего. С полноценным земством, с образованными рабочими, с профсоюзами, с восьмичасовым рабочим днем, без различия между подданными империи и так далее.

— Не дадут, горой встанут, — скепсис Шингарева разделили еще несколько человек.

— Дадут. Правительство поддержит, ему эти заводы ой как нужны, а тут всего один город в обмен. Государя императора… — при этих словах собравшиеся напряглись, — …я уговорю. Опять же, вокруг города провести аграрную реформу образцовым порядком и посмотреть, что из этого выйдет. Получится в одном месте — значит, можно так и по всей стране. Развернем профсоюзы да крестьянские общества… И еще одну думку хочу там попробовать, не ополчение наше липовое, а добровольные стрелковые клубы, как в Англии и Германии.