Я Распутинъ. Книга вторая

Еще через день я стоял на мостике миноносца, несущегося в Кронштадт. Никогда раньше не доводилось мне ходить на такой посудине — маленькой, узкой, на бешеной скорости. Весь миноносец трясся, как припадочный, казалось, что любая деталь дребезжит или позвякивает. За кормой кипела белая струя, рассекавшая треугольником серо-голубую поверхность Невской губы. Ветер, рожденный скоростью хода, вытянул флаг в струнку и сносил назад черный дым из труб.

Меньше часа — и самодовольно улыбающиеся офицеры миноносца, дескать, “Знай наших, пяхота!” передали Великого князя и меня на руки Крылову.

Еще час и я полез в узкое и воняющее маслом и бензином нутро малюсенькой — всего 36 шагов — подводной лодки. Эка, а тут пока о двойном корпусе и не помышляют, лодка изнутри выглядит как тоннель метро — ребристый набор и обшивка напоказ.

В надводном положении “Почтовый” с присобаченными за рубкой почему-то тремя трубами вышел из порта в сопровождении двух буксиров, оборудованных кранами — или как там эти посудины называются? Пересекли корабельный фарватер, встали метрах в четырехстах на запад от форта Кроншлот, промеряли глубину.

— Две сажени, в самый раз, — объяснил Крылов.

С кранов спустили тросы, зацепили за нос и корму “Почтового” — ага, логично, случись чего, сразу и выдернут. Только как они узнают, что случилось? Но моряки продумали и это — через третью трубу пропустили тонкий тросик, привязанный к судовому колоколу.

— Задраить люк!

Все, небо кончилось, а к окошкам в рубке меня никто не подпустит — показали место, где можно скрючится, вот и сиди, не мешайся. Матросы и офицеры сноровисто подготовили лодку и она медленно пошла вниз, под шипение вытесняемого из цистерн воздуха.

— Заводи!

Затарахтел двигатель, внутри сразу запахло выхлопом. Хорошо у меня клаустрофобии нет, а то бы рехнулся — тесно, темно, закрыто наглухо, да еще воняет. Хуже, чем в лифте застрять.

— Осмотреться!

— Из воздухозаборной трубы подтекает!

Командир оставил пост и протиснулся к двигателю. Труба подходила к нему, изогнувшись сифоном, с небольшим отверстием внизу. Вот из него, в подставленное брезентовое ведро, и подтекало. Немного и рывками, будто кто-то плескал воду в трубу.

— Не страшно, просто клапан неплотный, больно быстро делали, — белозубо улыбнулся командир.

Так мы и просидели внизу полчаса, после чего в обшивку снаружи постучали, подавая команду на всплытие.

Господи, как хорошо на воздухе! И какие отчаянные эти ребята, плавающие под водой!

— Все работает! — Крылов был счастлив, улыбался — Теперь можно и “Кайман” доделывать.

*****

Все первая думская троица вернулась из Царского в минорном настроении. Николай был не в духе — повторилась февральская история, когда самодержец изволил накричать на депутатов и по новому кругу отказаться от любых форм конституционной монархии. Головин то уже был привычный, а вот на Булгакове и Вернадском — не было лица.

Сели вчетвером у меня в кабинете, начали думать, что делать.

Головин хотел подавать в отставку — он просто не видел смысла в своей должности. Да и в деятельности всей Думы тоже. Еле уговорил погодить.

— На встрече был Владимир Александрович — Сергей Николаевич внимательно на меня посмотрел

Ожил Великий князь. Я то думал, он должен еще валяться в постели. Теперь понятно откуда ветер дует.

— Кажется у него к вам, Григорий Ефимович, большие счеты. Берегитесь!

Обложили. Как есть обложили. То-то я гадал — что это октябристы такие наглые стали. Вести переговоры с черносотенцами в обход наших договоренностей… Это они сигнал из дворца получили!

Владимир Александрович теперь на меня огромный зуб имеет — его иначе как “дырявой жопой” в обществе и не зовут. Все надежды вернуться обратно главой гвардии — похерены. А еще Феофан и Антоний. Плюс Герарди. Этот самый опасный. С него станется и заговор против меня устроить. Наркотики с ядами благодаря моему разговору со Столыпиным открыто продавать запретили. Но Герарди легко найдет, где достать. А испечь пирожные…

— Григорий Ефимович, я тут кофе из ресторана на Шпалерной заказала — в кабинет постучав заглянула Танеева — И еще для ваших гостей пирожных!

Я выпучил глаза, “думская троица” заулыбалась, глядя на покрасневшую Анечку.

— Пирожные?!

— Да, кремовые

— Какая у вас секретарша… — шепнул мне на ухо Вернадский — Особенная! Неужто решили первую фрейлину переманить к нам?

А я все пытался перевести дух. Пирожные она заказала…

После того, как кофий был выпит (к кремовому десерту я даже не прикоснулся — отговорился постом) и думские ушли, я позвал в кабинет боевиков.

— Дело дрянь — честно признался я односельчанам.

Дрюня остался в Сызрани — помогать Елене, нашего “городового”, Евстолия Григорьева, мы никогда к тайным делам и не привлекали — он сторожил Юсуповский дворец.

— Почто так? — шурин щелкал орехами, скидывая шелуху себе в карман. Молчаливый Аронов сел за стол, достал нож и правило, принялся точить клинок.

Коротко, не вдаваясь в подробности я рассказал боевикам подноготную дворцовых и около дворцовых интриг.