Я рисую ангелов

Та еще дергалась на удавке. Аксель подхватил ее на руки, поднял, чтобы шарф Энн ее больше не душил, высвободил правую руку, выхватил небольшой охотничий нож, который всегда носил с собой, и перерезал ткань. Уложил девочку на мягкий мох, снял шарф, приложил ухо к груди в попытке поймать дыхание. Дыхания не было. Аксель расстегнул пальто (жарко на улице, видимо, Эдола его надела, формируя композицию), вырвал из волос ребенка какой-то цветок, и приступил к реанимации, моля всех известных и неизвестных богов, чтобы она выжила. Чтобы продержалась до приезда «скорой». Мадлен была совсем крохой, слабой домашней девочкой. Сколько она провисела в петле? Сколько минут человек может провисеть в петле и не погибнуть? Шея не сломалась. Эдола что-то вколола ей? И поэтому девочка не сопротивлялась, и поэтому выглядела столь спокойной? Время утекало, ничего не менялось. Аксель делал искусственное дыхание и массаж сердца, он чувствовал, что она жива. Шестым или десятым чувством — на кончиках пальцах покалыванием отдавались электрические импульсы ее сердца, которое пыталось снова забиться в полную силу. Аксель ничего не видел, не слышал, ни о чем не думал, он забыл про убийцу, которая вполне могла сбежать, пока он занят ребенком, не думал о том, как ему придется жить дальше, он думал только о том, что во что бы то ни стало должен спасти девочку.

Снова прислушался к дыханию и к сердцебиению. Еле слышное колебание отдавалось в барабанной перепонке. Аксель зарычал, размахнулся, и нанес короткий удар в область сердца. Они делали так в армии. Когда рядом нет ничего для реанимации. Последний шанс. Наклонившись к ребенку, детектив с облегчением услышал слабые удары. Еще через пару мгновений он увидел, что она дышит. Возможно, он сломал ей ребра. Аксель сбросил кожаную куртку, укрыл ею ребенка, и сел рядом. Головы он не поднимал.

В нем что-то изменилось. Не смотря вокруг себя, не поднимая глаз, он чувствовал, что происходит вокруг. Будто включилось какое-то неизвестное до сего момента зрение. Как летучие мыши «видят» все с помощью эхолокации, так он внутри своей головы видел всю поляну целиком. Деревья, озеро, даже рыбу в его глубине. Энн, которая почему-то не ушла. Убедившись, что с ребенком все в порядке, Грин наконец поднял голову и посмотрел туда, где по ощущениям должна была находиться женщина, которую на самом деле звали Эдола Мирдол. Она действительно была там. Невесть откуда поднявшийся ветер раскачивал ее тело, висевшее на толстом суку в двадцати метрах от Грина. Вскочив, он подбежал к ней с ножом в руках. Обрезал веревку, уложил на землю, задохнулся от нахлынувших чувств и омертвел — шея сломана. Энн мертва. Ее платье было мокрым, но он не чувствовал запаха, лицо посинело. Волосы растрепались. Он аккуратно сложил ее руки на груди, понимая, что придется объяснять криминалистам, как здесь что висело, и он еще долго не сможет пойти домой, и достал из кармана телефон.

Экран засветился, показывая непринятые сообщения. Сердце пропустило один удар, когда Аксель открыл первое из нескольких. «Я надеялась, что ты не узнаешь. И я знаю, что ты не простишь. Я люблю тебя больше жизни. И жизнь без тебя мне не нужна. А измениться не смогу. Я та, кто я есть, но сохрани в памяти Энн».

Глава семнадцатая. Самуэль Мун

Две недели спустя

Дождь методично стучал по крыше и стеклам, свет уличного фонаря отражался в каплях, придавая им причудливые формы. В них проступали знакомые и незнакомые лица и силуэты. Казалось, стоит чуть повернуть голову — и картина оживет, войдет в комнату, и мир навсегда изменится. Навсегда исчезнет боль, заберет с собой пустоту, и останется только игра электрического света на ночном окне, залитым летним дождем. Сэм зябко поежился и сложил руки на груди, просунув тонкие ледяные пальцы под предплечья, согревая их теплом своего тела. Свитер грубой вязки не спасал. Художник мерз уже несколько дней. Это было первое ощущение, которое проступило после пропасти пустоты и одиночества, в которую он свалился в тот момент, когда Тео нашла его пьяным в мастерской, растолкала, сунула под душ (и откуда в ней такая сила), а потом отвезла в отель. Потом были бесчисленные звонки следственной группы, запрет на вход в собственный дом (в этот раз маньяк наследил, и группа хотела собрать все улики, чтобы включить их в отчет). Сэм не спрашивал, что Магдер сделал с его дочерью. Ему было достаточно того, что Софии больше нет. И того, что смерть пробралась в его дом через нянечку. Не лично через Марианну, конечно, но потому, что он, Сэм, ее нанял. Что такого, взять няню ребенку, мать которого умерла. Это естественный шаг для занятого мужчины. Но эта логика, этот нормальный подход лишил ее жизни. А самого Сэма — маленькой, но очень важной части души.