Я рисую ангелов

Грин фыркнул и взглянул на экран компьютера. Они закончили расследование, восстановили те факты, до которых смогли дотянуться, и он готовил отчет для руководства, зная, что увидят его в первую очередь не Найджел и Боннар, а кто-то из Интерпола, который уже несколько лет активно вмешивались в дела Треверберга. Отчет давался тяжелее, чем обычно. Аксель чувствовал, что потерял что-то бесконечно дорогое и хрупкое и навсегда изменился. После смерти Энн его начали преследовать, постепенно проникая в реальность, странные кошмары. Слух и зрение обострились, он чувствовал себя как на войне. Снова. В голове то и дело возникали обрывки странных мыслей. Он стал иначе видеть людей и порой ловил себя на мысли, что различает непонятную, неосознанную, но очевидную корневую разницу между некоторыми из них. Знакомые лица искажались, проступали детальнее, а кто-то не менялся. Ночи превратились в сущее безумие — он слышал шепот ветра, видел перед собой мертвую Энн и умирал под грузом осознания, что на самом деле произошло и какую чудовищную ошибку он совершил. Марк его успокаивал. А Аксель думал о том, что он должен был раньше понять, что с этой девочкой что-то не то. Ведь говорила ему интуиция, но он не слушал, сходя с ума рядом с Энн. Идиот.

— Я не хочу вспоминать о ней.

— Сделай там ремонт.

— Это выльется еще тысяч в пять. Хочешь, сам купи. А я на кофе даже смотреть не могу.

И это тоже было правдой. Грин бросил курить и пить кофе. Проснувшись на следующее после смерти убийцы утро, он привычно сварил себе крепкий эспрессо, подготовил сигарету, но не смог сделать ни глотка, ни затяжки. Ему почему-то пришла мысль, что эта атрибутика должна умереть вместе с прошлым, а прошлое закончилось вчера. Он проснулся обновленный, хотя в первые минуты подумал, что переел кислоты. Будто кто-то сорвал с его головы пыльный мешок, через который он смотрел на жизнь последнее время. Все время с тех пор, как вернулся из армии. Мир проступил и навалился, сбивая с толку. Грин взял выходной, пообещав шефу сделать все отчеты в двухнедельный срок. Он позвонил Локу, Логану, отдал распоряжения, написал Карлину, что с ним все в порядке, но нужно побыть одному, выключил телефон, взял мотоцикл и уехал.

Двое суток он провел с палаткой в глухом лесу. Купил суточную лицензию на охоту и устроился с ружьем в засидке на кабана. Аксель не любил кровь и убийство, как не любит любой нормальный человек, прошедший через войну, но в тот момент почувствовал, что охота — единственное, что соберет его в кучу. В целом так и произошло. Детектив вернулся в Треверберг практически спокойным. Он вышел на работу, погрузился в привычный процесс закрытия дела. Готовить его для передачи в прокуратуру не пришлось из-за гибели главных подозреваемых, но полный отчет по обоим расследованиям составить было необходимо. Аксель решил закрыть все белые пятна, попытаться понять, что двигало обоими, и по мере того, как спускался в прошлое Эдолы и Александра, припоминал какие-то вещи из собственного детства, чувствовал, что земля уходит из-под ног. Он прошел войну, он прошел спецназ, служил в тайной организации, не указанной ни в одном документе, ни в одном, даже самом секретном, архиве, и практически не терял самообладания. Но сейчас ему становилось дурно. Потому, что он не понял, кто перед ним, в первое мгновение (а с Энн он был знаком давно). Потому, что не смог спасти ей жизнь. Ее, как и ее брата, нужно было изучать. Нужно было понять причины формирования такого отклонения, чтобы иметь возможность не допустить их в будущем.

— Это просто нужно пережить, — сказал Марк сам себе. — Ты спал с убийцей. Ее брат убил моего ребенка. Магдера знали в городе и любили за общественную деятельность. Никто и подумать не мог, что он способен на подобное. А Энн… да к ней за кофе ходил весь участок. Ты не виноват, Аксель. Иногда маньяки выглядят нормальнее нас.

— Мы не можем быть нормальны, раз служим в полиции.

Они восстановили жизнь брата и сестры с момента, как их отпустили из детского дома. Эдола несколько лет работала санитаркой в перинатальном отделении госпиталя имени Люси Тревер. В это же время развернулось дело Душителя, которое никто не мог связать с Эдолой в первую очередь потому, что искали мужчину. Она убивала в выходные (работала два через два, иногда менялась), не оставляла улик. Грину удалось найти характеристику юной Эдолы от непосредственного руководителя в госпитале, и написанное его не удивило: мисс Мирдол представлялась как образец благочестия, грусти и нежности, который благодаря личной трагедии смог вознестись над простыми проблемами, откинуть собственную боль и оказывать неподражаемую помощь брошенным и больным детям.