Я рисую ангелов

Проснувшись, он подумал, что нужно рассказать Ковальской о сне. Он предположил, что внутри живет другой Сэм, о котором он ничего не знает. Что он на самом деле псих-маньяк, который ходит по городу, залезает в дома и убивает детей. И эта мысль не оставила ничего в его душе. Он думал ее так же, как любую другую. Например, что заказать на ужин, в чем явиться завтра в галерею или в какой ресторан позвать Тео, чтобы она наконец сказала «да». Реальность расплывалась, и художник, не осознавая, что делает, поднялся в мастерскую, достал скетчбук, взял в руки карандаш и несколькими поспешными движениями набросал силуэт ангела, лужу крови под ним и странные массивные облака над ним. Через тридцать минут Сэм вырвал лист из скетчбука, смял его и бросил, не разрывая, в мусорное ведро. Перед глазами еще стояли кровавые обрывки сна.

Он дернулся и чуть не врезался в стол, когда зазвонил телефон. Тяжело сглотнув, художник протянул руку и взял трубку.

— Мун, слушаю вас, — отозвался он еле слышно.

— Это Говард Логан. Простите, что надоедаю, но нужно еще раз встретиться. И срочно.

— Он… снова убил?

— Нет. Но у детектива Грина есть одна идея, которая вам понравится. Вы сможете приехать?

— В… в участок? — у Сэма подогнулись ноги, и он упал в кресло. Голова кружилась.

— Да. Сможете приехать сейчас?

— Да, хорошо, — он посмотрел на часы. — Буду через тридцать минут.

Самуэль положил трубку. Наклонился, достал из мусорной корзины смятый скетч, расправил его на столе и включил настольную лампу. Он вглядывался в рисунок, с каждой секундой все сильнее бледнея. Он узнавал эту технику. Редкую, мощную технику рисунка, которую всегда использовал. И она была идентична тому, что он видел на фотографиях. Интересно, если он попросит его привести на место преступления, он сможет сказать что-то еще? Он знал, что дома идеально отмывают, и нужно будет ждать следующей жертвы.

Сэм вскочил, отпер бар, достал оттуда бутылку с виски, рокс, налил полбокала и залпом выпил. Он сошел с ума. Слишком много мистических картин, слишком много переживаний. Он сошел с ума. Он сошел с ума настолько, что верит, что это он в помутнении рассудка убивает детей в городе. Надо выяснить точное время убийств. А еще попросить кого-то за ним присмотреть.

Ну что за бред.

Выпив еще полбокала, Сэм, все такой же бледный, с влажной от волнения кожей, спустился вниз, схватил ключи от машины и прыгнул в свой porsche 911, свою прелесть, которую он купил не так давно, и в которой не чаял души. Она всегда давала ему тот запас сил, которого хватало на творчество, бизнес и бесчисленных любовниц. Алкоголь не мутил сознание, прояснял его. Сэм чувствовал себя всемогущим. Он несся на скорости под двести километров в час, играя в «шашки» с водителями на дороге, раз за разом прокручивая простой вопрос в голове: мог ли он настолько двинуться головой, что, выпав из реальности, начал убивать детей и рисовать картины их кровью?

И самое страшное, что измученное сложной и долгой жизнью сознание однозначно отвечало ему «да».

В участок художник вошел с четким ощущением того, что ему здесь не место. Мысли довели его до ручки, по дороге он допил бутылку, но вопреки всему твердо стоял на ногах. Сэм много пил. И никогда не чувствовал такого, чтобы алкоголь ему мешал, но сейчас виски в крови доводил его до крайности. И он понимал, что разговор предстоит непростой, и детектив мгновенно определит, что с ним что-то не так.

Художник не был знаком с Акселем Грином лично, но слышал о нем. И был бы последним лжецом, если бы сказал, что хотел с ним встретиться. Особенно, сейчас. Смятый эскиз лежал в кармане пиджака. Мун не знал, зачем взял его с собой, но теперь теребил его пальцами свободной руки. Его отвели в комнату для допросов и оставили там одного. Мун смотрел фильмы, и понимал, что за ним, скорее всего, наблюдают. И, скорее всего, подозревают. У всех жителей Треверберга слово «художник» ассоциировалось с его фамилией. Кристианна хорошо делала свою работу, а Мун был гениален, и полностью отдавал себе в этом отчет. Только сейчас эта слава играла дурную роль. Он самый популярный художник. И он же первый подозреваемый вопреки любой логике и смыслу.

Дверь открылась, пропуская высокого, статного, но чересчур мрачного мужчину. Цепкий взгляд художника отметил пронзительный цвет глаз, который в данный момент он назвал бы скорее «берлинская лазурь», светло-соломенный отлив волос, небрежно падающих на широкие плечи. Сэму понравились четко выделенные черты лица, в которых сквозила жесткость, благородство и завидная толика упрямства. Но важнее всего было то, что в глазах детектива Сэм прочитал мрачную решимость. Стало спокойно. Пьяный, измученный мыслями и сомнениями художник улыбнулся и протянул детективу руку.

— Детектив Аксель Грин, — представился тот, занимая свое место напротив.

— Художник Самуэль Мун. Кажется, я тот, кого вы ищите.