— Давай позовем Рэя, — предложил Говард. — Если я несу бред, и вы оба скажете, что это бред, мы забудем, что я сказал, и будем отрабатывать первую версию и ждать нового случая. Но если он скажет, что в этом есть доля рационального зерна. Всего лишь доля, намек! То ты сделаешь запросы.
— В какие страны?
— Все между Веной и Тревербергом, — он помолчал. — Да. Для начала нам этого хватит. Если я прав, и эта серия управляется кем-то извне, то мы найдем следы на короткой дистанции. И если найдем, то сможем искать дальше, сфокусировав поиски. У меня есть подозрения, но их я оставлю при себе.
— Нет уж, продолжай, — бросил Грин, делая себе пометки на чистом альбомном листе.
— Александр Мерт и Самуэль Мун учились в одном и том же заведении — Академии Художеств в Вене. Мерт ушел после первого года. Я нашел только следы того, что его выпускная работа после двух семестров была раскритикована в пух и прах потоком, но чтобы заполучить детали, нужно ехать в Вену, а оснований на это до сих пор не было. Также — это поразительно, но факт, — оба учились у одного преподавателя. Немец, Дархенгем Штерн, он преподает с 1974 года. Я ничего не понимаю в искусстве, но его работы и стиль преподавания в сети описывают, как «мрачно, ужасно, роскошно и очень реалистично». Также, как описывают творчество Муна.
— Если ты обвинишь во всем мистера Штерна, это будет… забавно.
— Забавно и неправдоподобно. Но, детектив Грин, я вижу по твоим глазам, что ты мне веришь. И ты уже допускаешь вероятность того, что идеи об убийствах укоренились в голове Рафаэля во время обучения. Почему бы не предположить, что их туда затолкал Штерн?
— Ладно, валяй. Позвони Локу. Пусть зайдет. А пока надо позвонить мистеру Муну и сказать, чтобы они расширили рекламу выставки. Надо попробовать поймать всех, если твоя гипотеза верна.
— Не понял?
— Если мы имеем дело не с одним нереализованным или задавленным художником, а с несколькими, кого подцепили и направили на смерть, то наша выставка может спровоцировать их всех. Может, и нет. Надо поговорить с Муном или с Магдером и изменить концепцию.
Говард прерывисто вздохнул, глядя в синие спокойные глаза Акселя.
— А что, если народное признание — это совсем не то, что он ищет? Или они. Что, если речь действительно идет об одобрении одного конкретного человека?
— Возможно. Но как он будет «отчитываться» перед этим человеком? Ты, конечно, можешь посмотреть, бывал ли Штерн в дни убийств в Треверберге. Но что-то я сомневаюсь.
Говард задумался. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Он создал теорию на пустом месте. Складывая кусочки мозаики, он собрал гидру, от которой теперь будет невозможно избавиться. Она закрыла все своим телом, сформировавшись в навязчивую мысль. Вскрыть не просто серию, а цепь связанных между собой серий по всей Европе — это тайная мечта любого молодого детектива. Что, если его амбиции опережают события и подмешивают факты? Это вполне возможно. Но что, если он прав? Если эта смешная мысль на самом деле недалека от истины, и он попал в цель? Он скинул Рэймонду сообщение с призывом немедленно подняться в кабинет Акселя, и посмотрел на детектива.
— Я проверю. Уж это проверить просто. Скажи, у тебя было когда-нибудь такое…
— Навязчивая невозможная гипотеза в расследовании? — с улыбкой закончил Аксель. — Да. Как правило, я оказывался прав.
Глава вторая. Марк Карлин
Карлин стоял у входа в большое трехэтажное здание, к которому за многие годы работы так и не привык. Центральное управление Треверберга раскинулось на несколько корпусов. Здесь были спортивные залы, морг, лаборатории, огромный архив, DATA-центр и административные помещения. Отдел психологической экспертизы занял несколько небольших кабинетов в западном крыле рядом с кабинетом Акселя Грина и в нескольких минутах ходьбы от офиса шефа, Найджела Старгарда, к которому сейчас направлялся Марк.