Читаем Я — русский еврей полностью

— Я ведь русская, родилась в Петербурге. Меня после революции годовалым ребенком родители привезли в Берлин. Но вот уже пять лет, как я в Париже.

Хайнц не заметил, как, разговаривая, они пошли в сторону от его пансиона по направлению к Риволи. Знакомство было для него всегда трудным делом, но на этот раз, он сразу это почувствовал, инициативой прочно овладела новая знакомая. А в пансионе ему все равно было нечего делать.

Она происходила из старинной дворянской семьи. Ее звали Ольга Дурново. До революции у отца, адвоката, был собственный дом в Петербурге.

— Мой отец был либеральных взглядов, — рассказывала Ольга. — Давал деньги и эсерам, и большевикам. В нашем доме перед революцией редактировали «Правду». А зимой восемнадцатого года явились люди в кожанках с револьверами на боку и велели убираться на все четыре стороны. Здоровенный матрос вытряхивал мамины шкатулки в отцовский портфель. Туда летели жемчуг, серьги, бриллиантовые кольца. Уже собираясь уходить вместе с портфелем, матрос взглянул на маму и велел снять кольца с руки. Обручальное никак не снималось. «Давай, давай, — сказал матрос. — А то отрежем с пальцем». Хорошо, что папа догадался намылить палец. Я думаю, что матрос не шутил. В ту же зиму моего деда, старого Дурново, крестьяне сожгли в его собственном доме. Тогда жгли помещичьи усадьбы по всей Тамбовской губернии. Жить нам было негде, да и страшно было очень, и мы переехали на нашу дачу в Финляндию. И уже оттуда, потеряв всякую надежду вернуться в Россию, уехали в Берлин. Мне тогда было чуть больше года. Нацисты понравились родителям не больше большевиков, и мы перебрались в Париж. Родители умерли здесь почти в один год. До самой смерти были уверены, что Гитлер большой войны побоится и до Парижа не дойдет. Но, как видите, они идут за нами по пятам.

Услышав «они», Хайнц вспомнил отца. И то, как он сам был наивен, когда верил, что можно укрыться в Париже. В это время он и Ольга шли по Риволи мимо памятника Каспару де Колиньи и гугенотам, погибшим в Варфоломеевскую ночь. Ольга остановилась. Посмотрела через чугунную ограду и сказала:

— Так всегда было и будет. Сначала зарежут, а потом ставят памятник. Думаю, что и деду моему когда-нибудь поставят. Ведь он был русский писатель. А кроме того, мы, Дурново, потомки Пушкина.

Деревья в саду Тюильри еще не распустились и не заслоняли просторную набережную Сены. День стоял теплый, весенний. На зеленой лужайке перед Лувром сидели и грелись на солнце парижане и резвились ошалевшие от весеннего воздуха собаки. Войны здесь не было.

— Зайдем в Лувр, — предложил Хайнц. — До войны я как-то был здесь в гостях у Джиоконды. И с тех пор — ни разу.

Они постояли перед картиной[76].

— Знаешь, — сказала Ольга (они незаметно перешли на «ты»), — каждый раз, когда я на нее смотрю, меня охватывает стихийный ужас. Под каким бы углом ни смотреть на нее, слева или справа, она глядит на тебя в упор и одинаково пристально и насмешливо. У меня такое чувство, будто она хочет мне что-то сказать. Что-то очень личное… Я открыла это для себя, но думаю, что это известно и об этом не раз писали.

Выйдя из Лувра, Ольга предложила где-нибудь перекусить. Хайнц, подумав, что Жак выручит и на этот раз, предложил зайти в брассери. Это было рядом. Жак, посадив их за столик в глубине темного зала, посмотрел на Хайнца из-за спины Ольги, закатил глаза и поднял большой палец. Ольга понравилась. Когда гарсон принес им по порции жаркого и зажег на стопе свечу, Хайнц спросил ее, что она будет пить. Ольга, улыбаясь, предложила:

— Давай закажем «шато петрюс».

— А что это за вино?

— Бордо. Одна бутылка стоит сотню франков.

И, посмотрев на растерянное лицо Хайнца, рассмеялась.

— Шучу. Но ведь я — богатая невеста. Мой дядя, брат отца, живет в Америке. Он — миллионер, и я единственная его наследница. Мало того, в Южной Африке живут Уэрнеры, родственники мамы. Владельцы не то алмазных, не то золотых приисков. Они зовут меня в Кейптаун. Надеюсь, немцы туда не доберутся. Между прочим, один из Уэрнеров женат на правнучке Пушкина и живет в Англии.

— У меня там брат, — сказал Хайнц. — Но в Европе война, и туда сейчас не попадешь. Я думаю, что и для тебя Кейптаун надежнее.

— Конечно, — согласилась Ольга. — Я и план уже обдумала. Надо ехать поездом через Бордо до Хендае. Это на испанской границе. Поезд приходит туда ночью. Контроля там почти никакого нет. Это сказали знающие люди. В крайнем случае — дать денег испанцу. А там Мадрид и Барселона. А из Барселоны каждую неделю в Кейптаун отправляется пароход.

— А тебе хотелось бы увидеть Россию? — спросил Хайнц.

— Конечно. Но ведь это невозможно. От родителей остался альбом с видами Петербурга. И даже есть фотография дома, где я родилась… А вот в Германию, где я выросла, меня не тянет.

— А меня тянет. Прошло меньше трех лет, как я уехал, а я очень тоскую по дому. Хотя никакого дома там больше нет. Ни дома, ни родных, ни друзей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Чейсовская коллекция

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное