Я с вами до скончания века…

Во время разговора Пилата в претории с Господом Иисусом Христом первосвященники и старейшины, оставшиеся вне у судейского места, имели довольно времени для того, чтобы, со своей стороны, еще более возбудить народ против Божественного Узника и условиться между собою, как вести дело далее. По некотором размышлении они пришли к тому заключению, что в глазах римского судьи, во всяком случае, более могли значить, хотя бы и притворные, ревность о пользе кесаря и преданность Риму, нежели забота о благе отечества, составляющего лишь малую часть всесветной империи Римской, или же привязанность к вере, не знаемой язычником, а посему, в случае отказа прокуратора удовлетворить требованию их, решились возобновить прежнее обвинение в нарушении верховных прав кесаря. По выходе из претории Пилата иудеи дали понять ему, что они решительно настаивают на особенном значении обвинения и требуют признания важности его. Раздались громкие крики: аще Сего пустиши, неси друг кесарев: всяк, иже царя себе творит, противится кесарю. Правитель убедился, что первосвященники и члены синедриона не отступят ни пред какой крайностью и готовы передать дело на рассмотрение самого кесаря, а такой оборот дела для Пилата был тем страшнее, что иудеи имели основание обвинять его в распоряжениях, без всякой нужды оскорблявших народное чувство и вызывавших возмущения. Опасение подвергнуться гневу кесаря и забота о личной пользе заглушили в душе Пилата все другие чувства и стремления: правитель решился употребить последнее усилие спасти страждущую невинность и в случае неудачи покориться обстоятельствам, отказаться от защиты и отдать Узника в волю врагов.

Настала торжественная минута окончательного приговора. Тогда была пятница перед Пасхою, и час шестый (Ин. 19, 14) по римскому времени.

Суд продолжался уже несколько часов. Во все это время перед преторией стояла большая толпа, ожидавшая, чем кончится дело; здесь же были и обвинители – члены синедриона. Утомленный продолжительным допросом, расстроенный неудачными попытками спасти жизнь Обвиняемому, Пилат решился произнести окончательный приговор. Он сел на судейском месте, на возвышенной площадке, устланной разноцветными камнями, лифостротоне, повелел привести из претории Господа Иисуса и поставил Его перед лицом народа и обвинителей. Иудеи еще раз могли видеть предсказанного им Мужа скорбей (Ис. 53, 3) со всеми знаками истязаний и поругания: в багрянице, в терновом венце, со страшными язвами бичевания. Пилат с горьким упреком воскликнул: се Царь ваш! в последний раз он призывал врагов Христовых к состраданию при виде истерзанного, окровавленного Узника, но в ответ опять послышались яростные крики: возми, возми, распни Его! С новой язвительной насмешкой над толпой, служившей слепым орудием в руках злых клеветников, и над первосвященниками и членами синедриона, требовавшими смерти, очевидно, безвредного и невинного Страдальца, прокуратор спросил: Царя ли вашего распну? И вот первосвященники, льстивые и вероломные рабы римлян, должны были сознаться в глубоком своем унижении: не имамы царя, токмо кесаря. Эти хитрые лицемеры для достижения своей цели – погибели Обвиняемого – выставляли напоказ мнимую преданность кесарю, но эта преданность была лишь на лживых устах их, а на Самом деле они ненавидели чужеземного языческого повелителя и ни о чем так не заботились, как о свержении тяжелого ига римлян.