Я с вами до скончания века…

Совещание синедриона и предложение Иуды Мф. 26, 3–5; 14–16; Мк. 14, 1, 2, 10, 11; Лк. 22, 1–6

События последних дней снова напомнили ожесточенным врагам Господа о ненавистном им Пророке галилейском. Незадолго перед сим они решили убить Его и дали приказание, чтобы всякий, знающий о местопребывании Его, объявил им для дальнейших распоряжений (Ин. 11, 53, 57). И что же? Когда настало время исполнения предвечного определения о спасении рода человеческого и пришел час, предназначенный свыше (7, 6, 30), тогда Агнец Божий, взявший на Себя грехи мира (1, 29, 36), Сам отдается в руки грешников (Мф. 26, 45): торжественно, как духовный Царь вечного Царства, вступает в Иерусалим, приходит в храм, как Господь храма, всенародно чудодействует и проповедует, обличает в последний раз пороки книжников и фарисеев, открывает будущую судьбу города, народа иудейского и всего мира.

Появление Иисуса Христа в Иерусалиме, среди многолюдного собрания богомольцев, стекавшихся к храму на праздник со всех сторон, привело в движение врагов Его. Первосвященники, книжники и народные старейшины, зараженные лицемерием и злобою своих руководителей, собрались на совещание во двор первосвященника Иосифа Каиафы, бывшего в то время, по воле римского правителя Валерия Грата, на действительной службе, вместо тестя своего Анны, или Анана. Хитрый председатель синедриона уже в прежнем совещании высказал свое мнение о пожертвовании Иисусом Христом для общего блага, и прочие члены совета в то время присоединились к мнению его (Ин. 11, 47–53). От настоящего совещания еще менее можно было ожидать благоприятного решения: положили в совете – взять Иисуса хитростью и убить, но говорили: не в праздник, да не молва будет в людех. По замечанию святого евангелиста Луки (22, 2), они боялись людей, опасались, как бы народ не вступился за своего единственного Благодетеля: тогда мог произойти один из тех бунтов, которые в Иудее были нередки и при усмирении народных страстей железною рукою римлян всегда сопровождались кровопролитием.

Приближалась последняя прообразовательная Пасха; все обстоятельства чудным устроением Промысла расположились так, чтобы истинная Пасха наша – Христос за ны пожрен бысть (1 Кор. 5, 7). «Враги Его хотели переждать праздничное время, но это не было попущено им: Господь, определяя Сам для Себя страдания, благоизволил предать Себя распятию на самую Пасху, ибо Сам быть истинная Пасха» (блаженный Феофилакт). И вот, те самые люди, которые, по расчетам благоразумия, решились не спешить с исполнением богоубийственного дела, внезапно отказались от предположенной медлительности и неведомо для себя обратились к осуществлению вечных судеб Божиих. В святом лике апостолов, ближайших спутников Иисуса Христа и свидетелей учения и чудес Его, давно скрывался предатель, и хотя Господь неоднократно давал понять ему, что злые намерения его, неведомые людям, ведомы Тому, перед Кем открыты сердца людей, но эти внушения не действовали на ученика, косневшего во зле (Ин. 6, 70, 71; 13, 11, 18, 21, 26). Между порочными наклонностями Иуды Искариотского сребролюбие было господствующей страстью, которую он выказал на вечери в доме Лазаря, лицемерно прикрыв заботою о нищих (12, 6). По замечанию святого евангелиста Луки, сатана овладел мрачной душой предателя (22, 3) и подвиг погибельнаго сына (Ин. 17, 12) на страшное дело измены Учителю. И какая противоположность добра и зла, света и тьмы! «В то время, – воспевает Святая Церковь, – когда грешница приносила миро, ученик совещался с пребеззаконными; та радовалась, изливая миро многоценное, а этот спешил продать Бесценного, та Владыку познавала, а этот от Владыки отделялся; та освобождалась, а этот порабощался врагу».