Окно, которое возвышалось над улицей, на пятьдесят метров, по крайней мере, выходило на крыши соседних домов, которые примыкали к дому, в котором он находился. Он бросил взгляд позади себя, на площадку, поставил ногу на подоконник и проскользнул в окно, наполовину погрузившись в темноту.
Он протянул руку, и его пальцы ухватились за водосточную трубу и, держась за нее одной рукой, он поставил ноги на карниз, другой рукой он закрыл окно.
Дождь поливал его плащ, когда он, прижимаясь к стене, стоял на узком карнизе, держась за трубу, и карниз был мокрым и скользким. Он не предвидел этого и невольно выругался. Но для него это был единственный способ избегнуть преследования при выходе из дома. Он вспомнил о двух мужчинах и больше не колебался.
Он протянул руку вдоль карниза, постепенно наклоняясь чуть ли не до горизонтального положения, потом его ноги оторвались от своей опоры, и он повис на руках в пустоте. С ловкостью гимнаста он стал перебирать руками, двигаясь по карнизу, пока не достиг следующей трубы, которая находилась на расстоянии шести метров и была достаточно солидной, чтобы выдержать его вес. У него был трудный момент, когда он переходил с горизонтального карниза на вертикальную трубу. Его правая рука сорвалась, и он повис на одной левой.
Он бросил взгляд в черную бездну, которая была под ним, и продолжал жевать резинку, совершенно спокойный и уверенный в себе. Его правая рука снова протянулась к трубе и крепко ухватилась за нее. Он обхватил трубу коленями и только тогда освободил левую руку. Он стал медленно спускаться и сделал остановку, только достигнув карниза, чтобы перевести дух. Девятью метрами ниже его находилась плоская крыша кухонь в ресторане здания. Отдохнув минуту или две, он продолжал свой спуск и вскоре достиг крыши. Согнувшись пополам, чтобы его фигура не выделялась на фоне неба, он дошел до края крыши и быстро спустился по пожарной лестнице.
Он спустился в темную улочку, заставленную коробками и ящиками, которая выходила на главную улицу. Он бесшумно пошел по ней. Дойдя до конца улицы, он остановился, чтобы оглянуться.
В тридцати метрах с левой стороны находился вход в его здание, а напротив, по-прежнему, на своем посту стоял человек, не спуская глаз с входа в здание.
Шерман переложил резинку с одной стороны на другую. Он еще больше надвинул поля своей шляпы на глаза и, стараясь казаться все время в тени, с глазами, устремленными на человека, стал удаляться наподобие краба. Человек в тамбуре не смотрел на него и после того, как он завернул за угол дома. Шерман удовлетворенно улыбнулся.
Теперь он был свободен в своих действиях и мог выполнить свой план. Когда он достаточно далеко удалился от своего дома, он остановил такси:
— Отвезите меня на седьмую улицу, дом номер 5, — сказал он.
Юлия подняла голову и посмотрела на будильник, который стоял на ночном столике. Было три минуты десятого.
— Ведь еще не время, — сказал Гарри Винс, прижимая ее к себе.
— Нет, еще полчаса, любимый мой, — вздохнула Юлия, прижавшись к груди Гарри. — Мне так не хотелось бы покидать тебя! Время идет так быстро.
— Инглиш будет занят долго. А что, если тебе не ходить сегодня в клуб? Если тебе вообще не ходить туда?
— Я не думаю, что Ник будет этим доволен, — ответила Юлия, которая отлично знала, что это она сама не хочет бросать работу в клубе. — Если я не буду работать в клубе, то он захочет больше времени проводить со мной, Гарри.
— Да, это весьма возможно, — грустно проговорил Гарри. — В сущности, я должен быть благодарен тому малому, что ты мне уделяешь.
— Разве этого мало, дорогой?
— Ты хорошо понимаешь, что я хочу сказать. Я хочу, чтобы ты полностью была моей. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной.
— Я тоже, — сказала Юлия, наполовину уверенная в том, что она говорит.
Она подняла к нему лицо. Он поцеловал ее, и они обнялись. Потом Юлия неожиданно воскликнула.
— Лучше не надо, мой любимый! Нет, я прошу тебя. Гарри, мне нужно уходить через пять минут!
— О Юлия, — проговорил Гарри с учащенным дыханием. — Забудем про этот проклятый клуб сегодня вечером. Останься со мной, не ходи туда.
— Мне нужно идти, Гарри. Они поинтересуются, куда я пропала, и если они позвонят Нику…
— Да, согласен, — вздохнув, сказал Гарри. — Конечно, мне не следовало так говорить.
— Не сердись, мой дорогой. — Юлия осторожно отодвинулась от него. — Нужно быть благоразумными.
— Но как это сделать? А нужно быть благоразумным! — с горечью повторил Гарри.
Юлия с улыбкой повернулась к нему.
— Я обожаю эту комнату. Я люблю этот огонь в камине и тебя, мой любимый.
Гарри сделал усилие, чтобы побороть уныние.
— Нам еще везет, что мы можем бывать вместе, Юлия. Ты такая очаровательная! Ты самая красивая из всех девушек, которых я когда-либо видел.
Она засмеялась в восторге от этого комплимента.
— То, что ты говоришь, это абсурдно. И это самая прекрасная ложь, но я рада, что ты так говоришь.
Гарри обнял ее.
— Я схожу с ума по тебе, Юлия. Я обожаю тебя.
— Я тоже обожаю тебя.
— Ты можешь опоздать, Юлия. Мне это безразлично, я бы хотел, чтобы и тебе это было безразлично.