Я – Сания: история сироты

Наши педагоги, люди, чьей профессией было воспитание детей и забота о них, не сознавали самых простых вещей: все дети управляемы, если нормально с ними разговаривать. Если не кричать, не оскорблять и не бить, они рано или поздно пойдут на контакт. Уважение нужно каждому ребенку, неважно, сколько ему лет – пять или семнадцать.

Я находила язык с самыми сложными подростками, а взрослые не понимали, как у меня это получается. Просто сгружали мне год за годом самых непослушных, на пике подросткового кризиса – в тринадцать-четырнадцать лет. Тех, с кем не могли справиться сами. Но кого бы мне ни давали, у нас в итоге был самый адекватный отряд во всем лагере. Я работала с девочками бок о бок, и они видели, как нужно относиться к труду. Жалела их, когда они болели. Помогала, когда им было сложно. И они отвечали мне тем же. А воспитатели с детьми не справлялись, потому что не хотели вникать, не желали тратить на нас свои силы. Зачем? Когда можно смотреть фильмы и купаться в море. Легче переложить на кого-то ответственность. Так они и делали.

Даже повзрослев, не могу простить им ту позорную линейку. После нее осталась уверенность, что взрослые в отличие от детей не исправляются никогда. Вот их перевоспитывать уже точно поздно!

Глава 24 Воспитательница

Из ЛТО я всегда возвращалась с температурой под сорок. И в первый раз так было, и в последний, и всегда. Уже в поезде мне стало плохо и начиналась страшная ангина. Я не понимала, что происходит – болезнь набрасывалась, как зверь. Может быть, организм протестовал против возвращения в детский дом? Может быть, это была защитная реакция против среды, в которую мне не хотелось снова погружаться? В первый год температура поднялась до сорока двух, воспитатели в итоге не спали всю ночь – бегали по вагону, меняли влажные тряпки на моей голове. Спасибо им за это. Естественно, сразу по приезде я слегла, меня поместили в изолятор. Там-то я познакомилась со своей новой воспитательницей – в шестом классе нас опять передали другому человеку. Алие Имировне. Она сама пришла меня навестить. Входит, я на нее смотрю и понимаю, что эта женщина мне не нравится. Невозможно даже объяснить почему – неприятно, и все. Хотя во внешности ее не было ничего отталкивающего, просто она не вызывала доверия. Восточная маленькая женщина с темными волосами, полненькая, ходила как пингвинчик – тын-тын-тын-тын, – широко расставляя ноги.

– Кто здесь Соня? – спрашивает она медовым голосом.

Я на нее смотрю и думаю: «Блиииин, послал бог такую воспитательницу!» Но делать нечего, конечно, откликаюсь:

– Я.

– Очень хорошо, – говорит она и смотрит на меня пронизывающим взглядом, – давай знакомиться, я твоя новая воспитательница!

Поначалу она старалась быть очень доброй. Многое разрешала нам и хотела понравиться. Даже раздала всем детям на руки карманные деньги – раньше мы только вместе с воспитателями ходили в магазины, что-то там покупали, а теперь вот появилась новая традиция. Пришлось и мне эти карманные деньги взять, хотя они были мне не нужны. Отказаться я не могла – не умела говорить «нет». Дает взрослый человек, надо брать, иначе невежливо.

– Сходите купите себе что-нибудь в магазине! – предлагала Алия Имировна.

А я уже понимала, что не хочу ничего покупать, хочу копить. Но куда эти деньги в группе денешь? Положила однажды на зеркало, пришла – хоп, а моих денег на месте уже нет. В следующий раз спрятала подальше, в ежедневник. Открываю его на следующий день, и там тоже пусто. Деньги пропадали всегда. Конечно, их воровали мои товарищи – те, с кем я вместе жила в одной группе и училась в одном классе. Но что я могла с этим поделать? Я была для них ровесницей, а не «старшаком», они меня не стали бы даже слушать. И главный вопрос был в том, куда девать эти деньги, чтобы их сохранить. В итоге я осмелела, подошла к воспитательнице и попросила денег мне больше не выдавать. Пусть лежат у нее. Она, на мое счастье, согласилась. И первое время все шло довольно гладко. Я даже подумала, что, может быть, все обойдется. Сможем ужиться.