И Эсланда Борисовна на следующий день принесла мне из дома две пары черных брюк, которые я потом носила еще три года. Никто в детском доме, кстати, не заметил, что у меня появились новые вещи, которых на складе мне не выдавали. Не особо-то следили за этим. Зато я еще долго чувствовала неловкость.
В тот год перед отъездом в ЛТО она обещала, что приедет на вокзал меня проводить. А я все время боялась – вдруг нет? Вдруг не сможет, передумает или с работы не отпустят? Последние годы я уезжала на вокзал раньше всех для того, чтобы вместе со старшими девочками вымыть вагоны, в которых нам предстояло ехать на юг. Мы приезжали за два часа до отправления поезда и мыли с хлоркой стены, полки и пол. И все это время я боялась, что Эсланда Борисовна не придет. Или что меня уже не выпустят из поезда, чтобы с ней попрощаться. Но она пришла! И мы стояли на платформе, говорили о чем-то и улыбались друг другу. А потом, уже в поезде, я прилипла носом к стеклу и увидела ее одинокую фигуру на платформе. Она махала мне рукой. Сама не зная почему, я вдруг расплакалась. Поезд начал отъезжать, колеса стучали, вагоны покачивались, а у меня случилась самая настоящая истерика. Было такое ощущение, что мое тело уезжает, а важная частичка моей души остается в Москве. Я потом долго не могла успокоиться.
Эсланду Борисовну за мои слезы потом отругали, сказали, чтобы никогда больше не смела приезжать меня провожать, потому что я «неадекватно реагирую». «Ты ее травмируешь, – убеждали опытные педагоги детского дома, – это ребенку во вред!» К счастью, Эсланда Борисова никого не слушала и с того дня стала провожать меня каждый раз, когда я уезжала. Как психолог она точно знала, что именно для меня лучше. Я бы не смогла больше пережить даже крохотного предательства без окончательной потери веры в себя и в других людей. А так я почувствовала себя нужной и ценной. Благодаря Эсланде Борисовне я наконец начала испытывать новые эмоции, связанные с другим человеком, – не только обиду и боль.
Глава 30
Отношения
После возвращения из лагеря, в десятом классе, я стала бегать к Эсланде Борисовне каждый день. И это еще больше возмущало педагогов со стажем. Дошло до того, что Наталья Ивановна, старший воспитатель в нашем корпусе, взялась раз и навсегда решить этот вопрос.
– Соня, зайди ко мне в кабинет, – приказала она и скрылась за дверью.
Это означало одно – будут ругать. Конечно, я испугалась и никак не могла понять за что? В отличие от остальных детей я не пила и не курила, матом не ругалась, ничего плохого не делала. В лагере распорядок не нарушала. Но Наталья Ивановна выглядела сурово. Она закрыла за мной дверь своего кабинета на ключ и начала объяснять.
– Соня, ты понимаешь, что у Эсланды Борисовны много работы? На нее одну сто шестьдесят детей!
У меня от этого предисловия сердце стало изо всех сил колотиться о ребра. Чуть не выскочило из груди.
– Ты понимаешь, что ты в детском доме не единственная? Психолог не должен заниматься только тобой!
Она говорила, а я от волнения не могла даже шевелить пересохшими губами. Только кивала.
– Я тебе запрещаю ходить к Эсланде Борисовне. – Она неожиданно шлепнула ладонью по столу. – Ты меня слышишь? Ты обязана находиться со своим классом, в своей группе. Заниматься общими делами.